Карач-Мурза

– А уж это ты сам решай. Коли желаешь, я пошлю человека на Посольский двор, дабы узнал он, когда посол тебя принять схочет. По ответу глядя и пойдешь. Отпустить тебя дозволено одного, без стражи. И такоже сам в обрат воротишься, когда наговоришься с послом.

– А где я толмача возьму? Ослобонили бы хоть на час боярина моего Федора Бибика: он сам ордынского роду и по-татарски знает вельми добро.

– Толмач тебе не занадобится, княже: ханский посол по-нашему чешет, словно бы на Руси родился. Сам слыхал.

– Ну, то еще лучше,– обрадовался Михаила Александрович.– Коли так, боярин, будь ласков, пошли кого-либо на Посольский двор немедля. Пусть твой человек спросит,– не можно ли мне сейчас прийти?

Когда пожилой и невозмутимый нукер ввел князя Михаилу в посольские покои, Карач-мурза, в полосатом шелковом халате и в расшитой золотом тюбетейке, сидел на скамье у стола и, макая гусиное перо в плошку с чернью, что-то писал на лежавшем перед ним листе сероватой бумаги.

И наружность и занятие посла были столь необычны для татарина, что Михаила Александрович в первый миг растерялся и подумал,– не подстроено ли все это Дмитрием? Но быстро сообразил, что будь это так,– ордынца сумели бы сделать более похожим. И потому, отбросив сомнения, он поклонился в меру низко и сказал послу, который в эту минуту поднял голову и глянул на вошедшего:

– Будь здрав на многие годы, почтенный мурза! А я, Михайла, княж-Александров сын и великий князь Тверской, усердный за тебя Богу молельщик.

– Здравствуй в мире и ты, князь,– негромко ответил Карач-мурза, кивнув головой.– Садись и сказывай, почто хотел меня видеть?

– Допрежь всего,– сказал князь Михаила, еще не садясь, как того требовал обычай,– хотел я тебя спросить: здоров и благополучен ли отец мой, великий хан Азиз-ходжа, наш мудрый повелитель и заступник всех неправедно обиженных?

– Великий хан Азиз-ходжа, да пребудет с ним навеки милость Аллаха, здоров и благополучен. Садись же и говори, какое дело привело тебя ко мне?

– Ты, высокородный мурза, не обессудь, что пришел я с пустыми руками и не могу ныне одарить тебя, как велит обычай и как мне бы самому хотелось. Сам знаешь, я тут не дома. Но уж как только ворочусь к себе в Тверь, тотчас пришлю тебе мехов собольих и саблю такую, что не у всякого хана сыщется…

– На добром слове тебе спасибо, князь, но даров твоих мне не надобно. Сказывай о деле.

*Бумага была изобретена китайцами во II в. до нашей эры. В средние века секретом ее изготовления владели арабы, от которых крестоносцы перенесли его в Западную Европу. На Руси она начала входить в употребление в первой половине XIV в., в Средней Азии еще раньше того. Гусиные перья впервые начали употреблять в VII в., в Испании.

– Коли так, изволь,– промолвил несколько удивленный Михаила Александрович.– Скажи, почтенный посол, ведомо ли великому хану, что Московский князь Дмитрей Иванович, по любви и братству зазвавши меня в Москву, тут повелел схватить и вот уже два месяца томит в заточении?

– Великий хан знает о том от твоего гонца. И он прислал меня сюда, чтобы моими глазами увидеть истину и моим разумением снова наладить мир и согласие промеж Москвой и Тверью.

– Благодарение Господу!– обрадованно воскликнул князь Михаила.– Коли так, ты уже повелел Московскому князю ослобонить меня и моих людей?

– Да. Такова воля великого хана, и я возвестил ее князю Дмитрею Ивановичу.

– Спаси тебя Господь, мурза! А великому хану Азизу-ходже, заступнику и покровителю моему, земно кланяюсь и обещаюсь быть верным слугою. Стало быть, я могу хоть сего же дня ворочаться в Тверь?

– Тверь не твой город,– спокойно промолвил Карач-мурза.– Ты можешь ехать в свою вотчину, в город Микулин.

– Как в Микулин?! Да ведь я ныне в Твери княжу!

– Ты сел в Твери силою и ханского согласия на то не испрашивал. Досе мы знаем Тверского великого князя Василея, дядю твоего,– а ты для нас князь Микулинский. И ежели набольший из русских князей, Дмитрей Иванович, тебя в Тверь не пускает,– правда на его стороне, ибо старый Тверской князь, коего ты незаконно согнал, жил с ним в мире и в дружбе, а ты того не хочешь!

– В том он солгал тебе!– воскликнул князь Михаила, пораженный таким неожиданным для себя оборотом дела.– Я с ним войны не ищу! Не хочу лишь крест ему поцеловать и признать себя его молодшим братом. Но равным быть согласен, хотя всем ведомо, что род мой выше его рода и что великое княжение над Русью по закону мне надлежит!

– У меня нет повеления от великого хана разбираться в том, чей род старше, князь. Но мне велено рассудить вас двоих,– князя Дмитрея и тебя. И я рассудил так: у князя Дмитрея нет права держать тебя в неволе, и ты свободен. Путь же твой из Москвы – в Микулин. А ежели хочешь в Твери княжить, допрежь того поладь добром с Московским князем. Без этого ни помощи, ни признания тебе от великого хана не будет.