Карамель (СИ)

Больше не помня себя, стремительно бегу к машинам — чаша внутри переполнена, и воды в ней расплескиваются по всему телу. Я запинаюсь — песок попадает в босоножки и между пальцев — и плачу — слезы катятся по щекам и вместе с солью на губах поливают пляж. Серафим открывает дверь с моей стороны и выходит, ошеломленно спрашивает меня о том, что могло случиться — вижу, хочет кинуться навстречу.

— Взлетай быстро! Садись, полетели! — реву я и заваливаюсь на сидение подле водительского. — Скорей, Серафим, прошу тебя, улетаем!

Он садится обратно, и машина отрывается от земли.

— Что случилось? — Повторяется вопрос, и ответ на него волнует меня не меньше.

Что случилось? Что могло случиться? Отношения в семье напрягались долгие месяца, если не года, и я не заметила того. Неужели члены семьи принялись за устранение друг друга — прямых и косвенных соперников? А каковы цели того? Ради… ради «сочного куска будущего на поверхности»? — вспоминаю фразу телеведущей из новостей.

Растерянно гляжу на юношу рядом со мной.

— Что случилось? — роняет более глубоким басом Серафим.

— Я не знаю, — выдаю в ответ и стираю слезы рукавами. — Я не знаю, что случилось, правда. Я просто… не знаю.

Серафим смотрит на меня — я в окно. Отмечаю тот факт, что с парковки, где стоял мой друг, никоим образом не просматривалась та часть пляжа, где происходил диалог с дядей, и этой мыслью я тешу себя, успокаиваю, как могу.

Песок пропадает и крохотные дома постепенно сменяются друг другом на многоэтажки.

— Вдохни поглубже и медленно выдохни, — обращается ко мне Серафим. — Ты с кем-то поругалась, Карамель?

— Да, — принимаю его предположение за правду и мотаю головой.

Мне не нравился Бон-Тон младший, в детстве мы не могли с ним сдружиться, несмотря на целые выходные проведенные семьями вместе, и причиной тому было то, что всегда он мечтал быть похожим на своего отца, и это действительно доходило до какого-то безумного фанатизма. Но — я знаю, и знал убийца — он не заслужил подобной участи… Люди Нового Мира не убивают. Не убивают! Таков закон, таков порядок!

Все в действительности рушится?

— Это отец? — спрашиваю я, увидев в зеркале дальнего вида похожую на нашу семейную машину.

Мы сбавляем — он прибавляет газу и перестраивается на воздушную полосу ближе к нам; точно отцовская машина.

— Держись, — кивает Серафим, и мы резко стартуем.

Проносимся под мостом — хочу обернуться, но Серафим велит так не делать, — пролетаем над крышей моего дома — погоня продолжается. Не оглядываюсь.

Периодически смотрю на звериный оскал Серафима, в котором больше человечности, чем во всех жителях Нового Мира вместе взятых. Он потирает щетину и ищет дорогу, по которой мы можем свернуть; дергает руль — брань со стороны других водителей слышится из их открытых окон. Юноша бегло смотрит на меня и мягко улыбается — я молю его о помощи.

Мы оказываемся у стен школы Северного района, и я представить не могу, куда бы мы могли сбежать даже при иных обстоятельствах, ибо камеры Нового Мира следят за каждым пребывающим на поверхности — ни один житель Нового Мира не обделен вниманием со стороны этого Нового Мира.

— У тебя есть дом? — спрашиваю я. — Может, укрытие?

— Только Острог, — отвечает Серафим и ждет моего согласия.

Мы долетаем до Западного района, проносимся около поездов, которые поставляют товар из Восточного района. Первую полосу успеваем обогнать — поезд чуть не задевает нас: вздергиваю плечами и вжимаюсь голой спиной в тканевое сиденье — машина иная, нежели в прошлый раз.

— Давай в Острог, — выдыхаю я со слезами на глазах.

Серафим останавливается: подсвеченные кнопки на пульте управления гаснут, автомобиль кашляет, и рев его на секунды обрывается — в те самые секунды мы начинаем падать носом вниз. Я крепко держусь, понимая идею полета: мы можем протиснуться между двумя полосами рельс, и больше чем уверена, что камеры Нового Мира не опускаются на такую глубину, но тела наши крепко вжимаются в сидения, и панель вновь не подсвечивается. Поезда появляются одновременно — юноша рядом со мной хватается за руль крепче прежнего и пытается вывернуть его неясным мне образом. Резкий толчок запрокидывает нас обратно в горизонтальную ось — дно машины цепляет несколько вагонов, с искрами скрежет металла рвет шум от гудка поездов. Мы подлетаем и опять падаем — ударяемся о крышу.

— Заглохла! — шипит Серафим, пытаясь включить питание. — Не вздумай выходить, Карамель.

И на слова его я отпускаю дверную ручку, которую зажала в пальцах. Выглядываю и наблюдаю бескрайнюю пустоту под рельсами — темень, Острог, уязвимость. Автомобиль недолго скользит по вагоном, трясется, но поезд останавливают и включают аварийную тревогу, отчего красные лампы, расположенные на борту каждого из вагонов, заливаются красным светом.

— Не выходит! — Серафим рассерженно бьет панель управления и дергает рычаги, но машина не поддается ни на мольбу возобновить движение, ни на использованную физическую силу, ни на угрозу расправы, которая следует далее из уст молодого человека.

Он смотрит через плечо и обращается ко мне:

— Торговые пути рядом?