Психологические аспекты восприятия продуктов новых технологий часто недооцениваются, а то и вовсе игнорируются теми, кто интересуется влиянием технологий на общество. Но мост нельзя построить мост без политической и финансовой поддержки, и потребительский товар невозможно продвинуть на рынке, если он эстетически и психологически неприятен предполагаемым пользователям. Некоторые вещи могут функционировать очень эффективно чисто технически, но быть провальными с точки зрения бизнеса или политики. Известным примером такого рода являются автомобили марки «Эдсел» (дочернего подразделения компании «Форд»). Примером более позднего времени является внедрение «новой кока-колы»; он демонстрирует неспособность инженеров (неважно, в какой области, будь то изготовление карандашей, автомобилей или безалкогольных напитков) навязать обществу свой технический взгляд на вещи. Инженеры или не могут, или не хотят думать об этом, но, разыскивая новую древесину для карандашей или работая над формулой напитка, они не должны упускать из виду или игнорировать ни один фактор (физической, химической или психологической природы), который мог бы угрожать успеху проекта. Инженеры, так же как и все остальные люди, не хотят терпеть неудачи, но они сами или их маркетинговые партнеры могут настолько неправильно оценивать эксплуатационные качества изобретений или восторгаться качеством стержня в новом карандаше, что забудут о важности деревянного оснащения.
15. Выход за пределы перспективного изображения
Когда в 1565 году Конрад Геснер описывал изобретение, которое затем превратилось в современный карандаш, он прибегнул к иллюстрации с короткой подписью. Хотя и существует расхожее утверждение, что рисунок стоит тысячи слов, одного лишь рисунка Геснера, пусть даже снабженного описанием, было недостаточно, чтобы дать однозначное представление о том, как изготовить новомодное приспособление. Вообразите, что в 1565 году вы пытаетесь сделать карандаш, руководствуясь словами Геснера: «Стилос… изготовлен из чего-то наподобие свинца (я слышал, его иногда называют английской сурьмой); он остро заточен с одной стороны и вставлен в деревянную оправу»[456]
.Что это за вещество наподобие свинца? Что именно называется «английской сурьмой»? Каких размеров должен быть кусок этого вещества? До какой остроты его затачивают? Как делают оправу? Из какой древесины? Какова толщина деревянной оправы? Насколько глубоко в нее входит грифель? Как он в ней удерживается?
Без знания ответов на эти вопросы было бы непросто справиться с изготовлением карандаша столь же функционального, как тот, которым восторгался Геснер. Стержень не того размера или изготовленный не из того вещества не оставлял бы хорошего следа, или легко ломался, или рвал бумагу, или не поддавался затачиванию. Карандаш в оправе, сделанной из непригодной древесины, стал бы легко деформироваться, трескаться или ломаться от давления, оказываемого на него при письме и рисовании, и тогда страстный естествоиспытатель наподобие Геснера мог бы остаться без карандаша, находясь в глубоком овраге или в верховьях какой-нибудь речушки. Тем не менее приведенное Геснером краткое описание вместе с рисунком давало читателю самое общее представление о карандаше, а тот факт, что ему удалось по крайней мере обнаружить эффективную комбинацию «английской сурьмы» с деревом, вселял уверенность в том, что и другие смогут добиться аналогичного результата. Можно было действовать путем проб и ошибок, извлекая уроки из неудачных попыток, и в конце концов достигнуть соответствия образцу карандаша, показанного Геснером.
Даже в отсутствие иллюстрации слово «стилос» ассоциируется с определенной формой и размерами приспособления для письма, но словесное описание содержит мало сведений об относительной длине и толщине стержня и деревянной оправы, а без знания пропорций нельзя сказать, что получится в результате. В сознании или воображении современника Геснера слово «стилос» должно было вызвать образ металлического стилоса, какими пользовались в те времена (хотя они были гораздо более тонкими, чем это новое устройство с неизвестным веществом внутри). Но представьте, что было бы в отсутствие какой-либо визуализации — ни реальной иллюстрации в дополнение к словесному описанию, ни мысленного образа. Что если бы карандаш, который хотел описать Геснер, не имел в предшественниках такого хорошо знакомого всем артефакта?