Однако оставим в стороне вопрос цены и формы будущего карандаша. Представьте, что было бы, если бы графит впервые обнаружили не в XVI веке в Камберленде, а в конце XIX века в Нью-Гемпшире. Представьте, что эта находка привлекла бы внимание человека, живущего в эпоху паровозов и обладающего знаниями в области химии, а также информацией о керамике, металлах, древесине и резине. Иными словами, представьте, что современный карандаш произошел не от кисточки для письма, а появился в результате гениальной догадки какого-нибудь изобретателя или инженера. Если бы к тому времени не существовало ничего похожего на карандаш, возникший в воображении изобретателя, как бы он объяснял идею инвесторам, производителям, патентным бюро?
Сперва он мог бы сделать несколько набросков (возможно, пером и чернилами) и изготовить опытный образец, но в конце концов ему все же пришлось бы представить чертеж с однозначным указанием размеров. Здесь стоило бы указать диаметр и длину стержня, а также допустимые отклонения в размерах и прямолинейности грифелей. Пригодились бы и параметры канавок в деревянных дощечках, также с допустимыми колебаниями размеров и соосности. Он мог указать ширину граней для шестигранного карандаша (если бы решил, что карандаш должен быть шестигранным), а также требования к их симметричности и качеству отделки; подробности крепления металлического ободка с ластиком, включая их соединение друг с другом и с концом карандаша. На чертежах может быть показано, как точить карандаши и как их красить (если это требуется), как наносить маркировку, если предполагается маркировка. Короче говоря, такие чертежи были бы максимально полным и однозначным источником информации о размерах, форме и качественных характеристиках объекта, который стал бы революционным инструментом для письма и рисования.
Этот гипотетический пример вполне типичен для описания проблем, с которыми сталкивались инженеры XIX века, когда пытались излагать все более сложные и революционные концепции. Новые машины и сооружения становились все массивнее, дороже и сложнее в описании, поэтому тщательно выполненные технические и строительные чертежи, основанные на предварительных расчетах и практическом опыте, были необходимы для изготовления опытных образцов новых устройств. У инженера, работавшего независимо от рабочих, вряд ли была собственная мастерская, поэтому приходить в цех он должен был с чертежами того, что хотел получить в трехмерном виде.
Витрувий подчеркивал важность чертежей для римских архитекторов и инженеров и признавал, что именно способность изобразить нечто несуществующее отличает архитектора и инженера от непрофессионала:
На самом деле все люди, а не только архитекторы, могут отличить хорошую работу от плохой, но разница между архитекторами и непрофессионалами заключается в том, что последние не могут сказать, на что будет похожа идея, пока не увидят окончательный результат, тогда как архитектор, едва у него в голове сформировалась концепция, к реализации которой он еще не приступал, уже имеет представление о красоте, удобстве и приемлемости будущего сооружения[464]
.Но во времена Древнего Рима под замыслом и чертежом нередко подразумевалось всего лишь составление плана и определение пропорций зданий, фортификационных сооружений и тому подобного. Толщина стен и диаметр колонн определялись строителями опытным путем. Древние чертежи военных машин и механизмов кажутся нам детскими попытками изображения объекта в трехмерном виде, поэтому они были в основном чисто ознакомительными. То, что на них изображалось, едва ли могло быть визуализировано (не говоря уже воплощено) человеком, непосредственно не владеющим ремеслами, необходимыми для изготовления этих устройств.
Пространственные чертежи появились в XV веке и отличались таким правдоподобием, что их одинаково легко понимали и ремесленники, и ученые-гуманитарии[465]
. Таким образом, чертежи наподобие тех, что мы находим в дневниках Леонардо, и иллюстрации как у Агриколы в его трактате о горном деле, включавшие изображения в разобранном виде, с пространственным разделением деталей машин и подробностями их сборки, существенно облегчали передачу технологических знаний. А когда благодаря печатному станку появилась массовая печать иллюстраций, скорость распространения изобретений еще более увеличилась.