Карандаш. История создания и другие подробности

Во всех случаях, когда что-то подвергается критике и требует усовершенствований, типичный инженер, как и архитектор Цицерона, стремится улучшить проект или защитить его, приводя аргументы в пользу своего решения как оптимального, с учетом бывших у него в распоряжении ресурсов. Настоящий инженер сам признает желательность улучшений, которые возможны в рамках существующих технологий без чрезмерного удорожания продукта или слишком больших временных затрат. Появление денег, технологий, времени и материалов дает больше «воздуха» для работы, и тогда добросовестный специалист не противится критике, а воспринимает ее как полезную инициативу. А иногда критика привлекает внимание к риску, который оказывается слишком большим, чтобы пойти на него, даже при наличии неограниченных финансовых возможностей. История космического челнока «Челленджер» — хорошо известный пример, повлиявший на всеобщее восприятие факторов риска и затрат.

Представление об истории и практике инженерного дела зачастую связано с увеличением размеров и сложности машин, конструкций, инструментов, систем и процессов, которые становятся все более технически пугающими и понятными лишь специалистам. Вот примитивный мост, образованный упавшим деревом, превратился в конструкцию из стали и бетона, которая внезапно обрушивается из-за слишком интенсивного движения на автомагистрали. Телевидению и газетам гораздо проще сообщить нам число жертв, чем назвать причины крушения. Первоначальные отчеты о подобных происшествиях нередко включают противоречащие друг другу теории, которые ежедневно меняются по мере того, как разные инженеры высказывают свою точку зрения. В этих условиях вряд ли можно обвинять публику (а может быть, и средства массовой информации), когда они оставляют попытки понять то, в отношении чего нет единого мнения даже среди экспертов. А поскольку споры технического характера часто продолжаются в судах, суть проблемы становится все менее и менее очевидной. Таким образом укрепляется расхожее мнение о том, что творения инженеров непостижимы для всех, за исключением очень узкого круга самих инженеров.

Однако основополагающие идеи и фундаментальные принципы инженерного метода на деле не столь сложны, как некоторые результаты их применения. Не настолько трудны для понимания, как отдельные личности в среде инженеров-разработчиков и их руководителей. Легко почувствовать себя обескураженным, когда пытаешься понять принципы, рассматривая наиболее сложные примеры и проблемы. Но если мы уловим суть инженерного мышления в простых и наименее абстрактных проектах, нам будет легче подходить к чему-то настолько огромному и неизвестному, что даже трудно представить — не говоря уже о том, чтобы повертеть это в руках. «Тайны» инженерии скрыты и в знакомом, и в незнакомом, и в большом, и в малом, и во внешне простом, и в заведомо сложном. При более пристальном рассмотрении даже обычные, мелкие и незамысловатые предметы могут оказаться не менее заковыристыми, чем космический корабль или подвесной мост. Изучение обыденного способствует выявлению величественного. Едва ли не любой предмет можно использовать для того, чтобы приоткрыть дверь в мир инженерии и установить ее связи с искусством, бизнесом и прочими аспектами человеческой культуры.

В качестве примера возьмем историю карандаша. Хотя кусок свинца или угля, безусловно, можно было использовать для письма, такой примитивный инструмент легко раскритиковать. От продолжительного рисования неудобным кусочком может свести судорогой пальцы, и тогда пострадает качество рисунка, а возможно, и мысли. Относительная массивность инструмента будет скрывать от взгляда пишущего или рисующего то, что он делает, затрудняя выполнение тонкой работы. Линия, прочерчиваемая свинцом, окажется недостаточно темной, тогда как угольный след на бумаге, пергаменте и руках, наоборот, будет слишком жирным и грязным. Без сомнения, наши предки были столь же неутомимыми жалобщиками, как мы сами, и не ограничивали себя в критических замечаниях по поводу плачевного состояния письменных принадлежностей. «Ну когда уже придумают что-то получше угля или свинца!»

До недавнего времени письмо требовало основательной подготовки и было сопряжено с неудобствами. Тростниковые перья были известны еще в античные времена, а собственно перьевые — более тысячи лет. В обоих случаях кончики перьев надо было очинить, а в процессе — периодически обмакивать их в чернила, которые легко пролить и размазать. Атрибуты для письма птичьим пером включали не только само перо и чернила, но и перочинный нож, и какой-нибудь адсорбент, например мелкозернистый песок, который не давал чернилам растекаться и помогал быстрее сохнуть. На дюреровских портретах святого Иеронима, изображенного с птичьим пером, и Эразма Роттердамского — с тростниковым, показан процесс письма на наклонной поверхности, когда склянку с чернилами держат в руке или ставят неподалеку.