Каратель

— Но если я не повешу — это же урон моей чести, господа! — развёл я руками, — Барону Белогору нахамили. Нарушили королевские законы в его присутствии. И он, вместо того, чтобы вступиться за корону спокойно поехал дальше? Представьте, как я буду выглядеть!

— Но барон, — проблеял Жед.

— Нет, если халатность, и начальник стражи не так понял распоряжение мэра — это одно. И тут я мог бы обратиться в суд чести, дабы компенсировать моральный вред и душевные терзания. Но к чести ли барона подобное? Я никогда себе такого не позволю!

— Не надо судов, — просипел Жак, видимо, начиная понимать, куда я клоню: — Мэрия ком… перн… сует этот, вред.

— Компенсируем, — быстро закивал мэр Жэд.

— С другой стороны, — задумчиво проговорил я, — Если мэрия компенсирует и мы расстанемся добрыми друзьями, то я могу табун лошадей, взятый у убитых мною баронов Тенебрисов, по хорошей цене продать и здесь.

— Что? — глаза и Гулосов и Солта округлились от ужаса, — Бароны Тенебрисы убиты?

— А вы ещё не знаете? — удивился я, — Они имели неосторожность напасть на меня, и были безжалостно уничтожены, в соответствии с королевским Эдиктом о вероломном нападении на лиц благородного происхождения. Правда, по Эдикту положено четвертование, но, за неимением времени, я просто отрубил руки и головы негодяям. Надеюсь, корона простит, что я оставил покойникам ноги.

Агель хрюкнул, и сполз со стула. Но Гулосы и Солт даже не обернулись на его всхлипывания. Они смотрели на меня завороженно, будто бандерлоги на Каа. Я легонько хлопнул руками по столешнице, отчего все трое вздрогнули, и спросил:

— И что мне делать с табуном в тридцать восемь лошадей? Не тащить же их в столицу! Кони отличные, породистые. И цена их минимум по триста пятьдесят рупьев за каждого. Но я бы даже по триста за штуку продал. Но кому?

— Я бы сегодня же нашёл вам покупателя, ваша светлость! — прошептал мэр.

— Правда? Вы бы меня очень обязали этим! — обрадовался я, и тут же погрустнел, — Но мы ещё не решили с проездом, что это было — халатность или коронное преступление. Если халатность, так я возьму компенсацию, мы останемся лучшими друзьями, и как от друга я от вас смогу принять любую помощь. Но если же коронное преступление…

— Это халатность, ваша светлость! — уже в отчаянии вскричал мэр. — Клянусь вам, это обычная халатность, и город готов заплатить тысячу рупьев за это недоразумение!

— Дорогой Жед, но если это так, то я вынужден снять все обвинения! — воскликнул я, будто внезапно обрадовавшись, — И, естественно, снимаю все свои претензии. Ну что я, враг своему народу?

Я встал из-за стола, вышел в середину комнаты и энергично пожал руку всем троим. А так как недоразумение улажено, уважаемый Жэд, действительно ли вы можете найти покупателя? Сами видите, с каждой лошади по пятьдесят рупьев, а то и по сто скидку делаю! Это, купившему лошадей, барыши принесёт минимум в две, а то и три тысячи рупьев!

— Найду, — закивал Жед. — Сегодня же найду, ваша светлость!

— Ну и отлично, мой друг! — продолжал я радоваться, — Вы позволите называть вас другом, уважаемый Гулос?

— Для меня это будет честью, ваша светлость!

— К Мерралу регалии! — воскликнул я, — Для вас я, дорогой друг, Серж, ну или барон, как вам будет удобнее.

— Как можно? — мэр тряс мою руку, — Ваша светлость слишком добры!

— Ни капельки! Потому зовите меня Сержем, иначе люто обижусь!

Мэр тут же согласился, и я, довольный общением, вышел из ратуши.

— Барон, — улыбнулся Агель, — Не знаю, кем вы были в прошлой жизни, но в этой даже Астуции — богине хитрости — я бы не посоветовал с вами в переговорах тягаться!

Глава 7

— Серж, даже не спорь! — топнула ножкой Эльза. — Мы сейчас же идём к портному и одеваемся. Здесь, в Боробее, чудесные портные!

— Солнце, да я ж не модница, чтобы у портных одеваться! Штаны есть. Камзол есть. Рубашки есть. Сапогов мне аж две пары сделали. Да я ещё и берцы свои не истоптал.

— Ты будешь представлен королеве, это раз! — глаза Эльзы метали молнии. — Будешь в высшем свете — это два! Ты не просто Серж Белогор — ты представляешь титул и всю Пустошь! Это три. И со мной… Короче, ходить оборванцем нельзя!

— Ладно, веди, искусительница, — сдался я.