Расплывчатый силуэт метнулся в узкое жерло технического тоннеля, взмахнул сверкающим лезвием и сильно удивился, обнаружив в своей груди мой меч, который я вогнал по самую крестовину. Смазанность контура исчезла, шустрый мужик задёргался и захрипел, натужно харкнул кровью. Выдернув меч, я позволил наёмнику упасть. Ткнул остриём в глазницу и двинулся вперёд.
Крепость остановилась.
Обшивка ещё потрескивала, слышались лязгающие звуки и скрежет, но в целом мы перестали двигаться. А это в Пустоши не есть хорошо. Хищники любят медленных жертв.
Случайно свернув в боковой переход, я стал свидетелем бурной деятельности Вжуха. Тошнотворной, доложу вам, деятельности. Тела с вывернутыми кишками, оторванные руки, ноги и головы, липкие красные лужи под ногами. Кровавые точки на стенах и потолке — здесь мой питомец пробежался, перебирая сегментированными лапками. Пробравшись через всё это безобразие, я убрал меч в ножны и поднялся вверх по шахте с приваренными к стене металлическими скобами. Как я и рассчитывал, здесь размещался артиллерийский расчёт. Помощника я вырубил кулаком сразу, артиллерист попытался выхватить из кобуры пистолет и моментально лишился головы. Жаль, конечно. Если на Крепость нападут птерхи…
Ладно.
Имеем, что имеем.
Спускаюсь вниз, иду к носу и возле очередного тамбура встречаю двух ребят с короткоствольными автоматами. Эти двигаются профессионально, перебежками. Прикрывают друг дружку. Толкаю перед собой воздушный столб, опрокидывая ушлёпков, и бегу вперёд. А бегаю я на усилении быстро. Доли секунды — и противники превращены в фарш.
В кают-компании — полный ад.
Кровища, отрубленные головы и конечности, нашпигованные иглами тела. Из переборки прогулочным шагом выдвигается Иванов. Машет мне рукой, пересекая помещение, и ныряет в противоположную стену.
Капитан Умаров и Арсен Григорян просматривали записи с камер. Изображения выводились на один экран и переключались тумблером. Хорошие, цветные изображения. С максимальной детализацией и звуком.
— Да кто они такие? — не выдержал Умаров.
В эту экспедицию по приказу Нарышкина были набраны исключительно боевики со смежными навыками. Все техники, мотористы, заведующий складом, кок и радист умели сражаться и могли вступить в бой при необходимости. Нарышкин подготовился к любым неожиданностям, вот только сейчас творилась полная дичь. Пара мальчишек и непонятное насекомое беспрепятственно ходили по Крепости, вырезая или съедая всех, кто вставал у них на пути. Первый юнец свободно просачивался сквозь стены и был неотличим от призрака. Вот только в призраков кэп не верил, а этот тип ловко орудовал одноручным клинком и отстреливал членов экипажа «Грозы» из пистолета неизвестной модели. Дрался быстро, профессионально. Не совершал ошибок. При этом никто не мог его поразить. Даже меты на ускорении атаковали этого маньяка, но их клинки проходили насквозь, словно через дым или мираж.
Насекомое бегало по стенам и потолку, жалило всех скорпионьим хвостом, пробивало головы когтистыми лапками, рвало в клочья даже матёрых бойцов. Дважды Умарову показалось, что эта тварь светится.
Второй сосунок орудовал мечом, но гораздо чаще — кулаком, ногами и локтями. Двигался с запредельными скоростями, поэтому камеры на нём не фиксировались. Не стрелял, не телепортировался, никого не жёг и не морозил. Но каждый удар был чудовищным по своей силе. Нормальный человек не способен снести кулаком половину черепа или пробить двумя пальцами грудную клетку. А ещё этот психопат был неуязвим. Умаров готов был поклясться на Некрономиконе, что пули его подчинённых попадали точно в цель, но рикошетили и вреда мальчишке не причиняли.
Троица дегенератов смерчем прошлась по отсекам Крепости, оставляя после себя лишь трупы, кровь и недоумение. С каждой минутой в душе Умарова нарастала тревога.
Повернувшись к Григоряну, кэп поинтересовался:
— Мы можем их остановить? И кто это такие вообще?
Эсбэшник молча поднялся, размял затёкшие суставы. Сунул руку в карман, достал чёрную коробочку, приложил палец к светящемуся зелёному кружку. Щелчком отбросил крышку. Перевернул коробку, вытряхивая… серебристые шарики размером с крупную фасолину. Шарики повисли в воздухе, их поверхности колебались, словно у капель ртути или мыльных пузырей.
Григорян открыл рот, и до слуха Умарова донеслись странные шелестящие звуки. Словно эсбэшник шептал заклинания на неведомом языке.
— Может… договоримся? — неуверенно произнёс кэп.