Каратель

Я осторожно поднял голову над краем оврага, увидел, как в тусклом свете углей залитого опрокинутым чайником костра, утягиваются в темноту чьи-то ноги, обутые в сапоги. Я выстрелил еще пару раз, и, на четвереньках, стараясь не поднимать голосу выше обреза земли, побежал обратно. Демон, благоразумно лежащий в зарослях молодых кустов, поднял морду и еле слышно зарычал, глядя влево. Наверное, кто-то решил меня обойти. Решив внести разнообразие в звуковое сопровождение, я перевел переводчик на автоматический огонь, дал две короткие очереди в направление вероятного приближения смелого арата, и поспешил в сторону, после чего упал и превратился в одно большое ухо.

Внизу стонал раненый, кто-то зло шипел на незнакомом мне языке. Снизу выстрелили еще два раза, из разных стволов, но я продолжал, на пару с псом, судорожно всматриваться и вслушиваться в левую сторону оврага. Меня жизненно интересовал паренек, пытавшийся приблизиться ко мне. В то, что он пал смертью храбрых, срезанный моими лихими, но отправленными вслепую, наугад, очередями, я не верил. Мне была пора сменить магазин, а еще лучше, еще и до снарядить тот, что в автомате, но я боялся шевельнуться и даже вздохнуть. Дернешься, и сын степей, со зрением, неиспорченным чтением книжек, срежет меня точным выстрелом.

Демон чуть довернул голову еще левее и обнажил зубы в беззвучном рыке, после чего я дал в ту сторону очередь от души и покатился колобочком, прижав к себе воняющий порохом автомат. Зацепившись за корень в очередном повороте, я наплевав на маскировку, вывернул полупустой магазин, с первого раза вставил в горловину свежий и приготовился стрелять. Но кроме звуков, как будто кто-то, на попе, съезжал вниз, по траве, я ничего не услышал. Потом внизу несколько человек обменялись несколькими фразами, и монотонные стоны раненного, стали стихать. Через пару минут я еще дважды выстрелил одиночными в темноту и сменил позицию, передвигаясь на четвереньках. А дальше я просто лежал, старался не уснуть и ждал рассвета.

Дважды я отрубался на несколько секунд, искренне не понимая, как, в момент, когда меня, возможно, со всех сторон обкладывает злобная банда зарубежных бандитов-овцекрадов, мой организм пытается уложить меня спать. Где кипящий в венах адреналин, где инстинкт выживания вкупе со вторым дыханием. Так, постепенно, краски ночной мглы посерели, а из-за вершин далеких гор показалась тонкая, алая полоска.

Когда совсем расцвело, я привстал, и перебежками, пустив вперед честного пса, двинулся на разведку. Передо мной расстилался неглубокий овраг, уходящий вдаль. Правая стена его была крутой, с голыми глиняными стенками. Левая стенка была пологой, покрытой лестным разнотравьем. Метрах в пятидесяти от моего ночного рубежа обороны, на земле лежала смятая, когда-то белая, панамка с символикой московской «Олимпиады-восемьдесят», а ниже две полосы поврежденного дерна, как будто кто-то съехал вниз на заду, тормозя каблуками сапог.

Внизу, у погасшего костровища, где на сломанной рогульке продолжал висеть котел с остывшим варевом, а закопченный чайник лежал на боку в кучке золы. Возле костра лежала какой-то карабин, явно военный, на вид, начала этого века, с вытертым до белизны ложем и стволом. Я подергал ручку затвора верх-назад, из ствольной коробки выглянула, чуть замятая сбоку, зеленая гильза с необычно длинной пулей. Хрен его знает, что за карамультук. Я прислонил винтовку к камню и пошел дальше.

От костра тянулись следы волочения, наверное, оттягивали в темноту раненного. Вон и бурые пятна видны на поднявшейся траве. Дальше лежали брошенные в беспорядке мешки с каким-то барахлом. Овраг шел дальше. За небольшим поворотом я увидел причину, почему овцекрады остались ночевать здесь. Сбоку, слева, из оврага шел пологий подъем, истоптанный множеством копыт. Дальше овраг перегораживался стволами деревьев, которые частично переплетаясь между собой ветвями, создавали импровизированное заграждение, из-за которого выглядывали грустные морды овечек. Я подошел к самой загородке. Несколько сотен овец были скучены в этом природном загоне. Некоторые флегматично лежали, часть щипала немногочисленную траву на дне и стенках оврага, кто-то между делом гадил.