Каратила - третий раунд

достаточно о тюремной жизни, чтобы определить в этом парнишке изгоя,

вынужденного постоянно ютиться на пятачке возле очка. Кто это был –

опущенный, чушкарь или зафаршмаченный – сразу не определишь, но одно Егор

знал твердо: как бы ему ни было жаль несчастного, общаться с ним было

категорически нельзя. Жесткие тюремные законы не знают снисхождения ни к

подобным париям, ни к тем, кто осмелится с ними разделить еду, сигарету или

даже просто пожмет им руку. Такие люди будут считаться законтаченными и в

лучшем случае перейдут в «шерсть» или «перхоть» – то есть низшую категорию

сидельцев. Всего в камере, вместе с сидящим на полу парнишкой, находилось

человек пятнадцать.

– Ну здравствуй, здравствуй, коли не шутишь, – к Егору расхлябанной

вихляющей походкой направился худой долговязый тип лет двадцати пяти в

дорогом фирменном спортивном костюме с надписью «Puma». У подошедшего

парня было очень бледное и неприятное лицо, на котором в ехидной и гаденькой

ухмылке змеились тонкие губы.

Немного позади этого типа, к которому Егор сразу почувствовал какую-то

подсознательную неприязнь, угрюмыми тенями маячили два высоких парня. Оба

они были одеты в весьма практичную для тюрьмы одежду – спортивные штаны и

майки-безрукавки, из-под которых бугрились мышцами крепкие накачанные руки.

– Проходи, мил человек, пообщаемся, кто ты, что и откуда, – тонкогубый

кивком головы указал Егору на свободное место на нарах.

Егор подошел к нарам, сел на них и, поставив сумку с вещами себе под

ноги, спокойно посмотрел на обступивших его людей.

– А что тут особенно рассказывать? Звать меня Егором, задержали меня

недели две назад в аэропорту, вот с тех пор нахожусь здесь в изоляторе. До этого

я находился в двухместной и четырехместной хатах. Сегодня нашу хату

раскидали, пацанов отправили на этап в Серпухов, а меня вот пока к вам

определили. Да, кстати, не побрезгуйте, примите на общее благо.

Егор, как и учили, выложил часть своего богатства: пачку гранулированного

чая, немного сахара и пачку сигарет «Прима». Он никогда не курил, но у него на

всякий случай с собой был запас сигарет. Все это осталось еще от Гены и от

ушедших на этап сокамерников.

– Я смотрю, ты пацан с понятиями, – важно кивнул головой тонкогубый,

собрав выложенные продукты.

– В дом впервые зарулил?

– Да.

– А по какому делу?

– По сто шестьдесят третьей, – не стал вдаваться в подробности Егор.

– Меня прямо с самолета сняли, потому что я был в федеральном розыске.

– Да ты, оказывается, у нас важная птица. Сто шестьдесят третья, это что,

мошенничество значит? – блеснул специфичными познаниями тонкогубый.

– Ну да, что-то вроде того, – кивнул в ответ Егор.

– А так по жизни ты кем был?

– В смысле? – не понял Егор

– Ну типа блатной, бандит, спортсмен, или так – дуриком сюда залетел?

– Ну, если в этом смысле – то, наверное, спортсмен, хотя сюда залетел

действительно дуриком.

Тонкогубый благосклонно кивнул Егору.

– Ладно, понятно. Я Кизюм, смотрящий по этой хате, рядом со мной Грек и

Толян. Спать будешь здесь, – Кизюм указал Егору на свободное место у стены.

– Если возникнут вопросы, обращайся.

– Хорошо, – Егор кивнул в ответ.

Весь этот день, до самого вечера, Егор осторожно приглядывался к своим

соседям по хате. По тихим разговорам, ведущимся между несколькими группами

сидельцев, он понял, что в основном здесь находились люди, задержанные за

мелкие кражи. Пару человек попались на угонах автотранспорта, пожилой мужик с

тупым лошадиным лицом был задержан за жестокое убийство собутыльника на

своей собственной квартире, молодой пацан лет шестнадцати – подсел за грабеж

в парке. Бесхитростные рассказы о том, кто на чем подзалетел, кого и где взяли,

били на допросах или не били, помогали арестантам коротать медленно

тянущееся время. Обстановка в хате была достаточно нервозной, остальные

заключенные явно побаивались невзрачного с виду смотрящего и двух его

«торпед», ходивших за ним словно тени.

Смотрящий этой хаты Кизюм подсел за уличный гоп-стоп. Причем, для него

это была уже третья ходка, поэтому он считал себя опытным сидельцем и

самостоятельно, без чьей-то санкции, взял на себя роль смотрящего по хате. Он

по-хозяйски отгородил себе ширмой дальний от отхожего места угол нар, застелив

его одеялами, и с момента прихода Егора в камеру почти все время сидел там,

тихонько переговариваясь с двумя своими корешами. Оба качка,и Толян и Грек, на

воле были рядовыми бойцами из второстепенных бандитских бригад.

Толян попал под раздачу случайно. С неделю назад, после ограбления со

стрельбой обменного пункта в столице, по Москве и области был объявлен план

«Перехват». В это время Толян на своей тонированной девятке цвета «мокрый

асфальт» возвращался в Москву из Апрелевки, где у него жила давняя зазноба. По