Каратила - третий раунд

отдаленные лет эдак на пятнадцать-двадцать. Но, с другой стороны, может это все

только слухи, распускаемые недоброжелателями, да и к тому же неплохо бы

заручиться поддержкой горадминистрации в вопросе о строительстве

бензоколонок, которыми занимается его старший сын…

– Ну, раз так, тогда я посмотрю, что тут можно будет сделать, – осторожно

ответил он.

На следующий день Ираклий Шалвович без стука вошел в кабинет к

Манткулову.

– Здорово, Руслан, – протянул он руку хозяину кабинета, лениво

листавшему довольно потрепанный журнал с обнаженными красотками, недавно

конфискованный им на утреннем обходе.

– Здравствуйте, Ираклий Шалвович, – кинув журнал в ящик стола, пулей

подскочил со своего стула Манткулов и угодливо поинтересовался: – Как ваше

драгоценное здоровье? Как жена, как дети?

– Нормально все, – не принял легкого тона Тетрадзе. – Лучше расскажи-ка

ты мне, друг мой ситный, за что ты тут прессуешь подследственного Андреева. По

какой причине он тут у тебя уже неделю сидит в карцере?

– Так этот Андреев тут такую кашу заварил, что я до сих пор не знаю, как ее

расхлебывать, – развел руками Манткулов. – Он в камере устроил форменное

побоище, избил и ранил заточкой трех заключенных.

– Руслан, ты мне тут не заливай, – поднял руку Ираклий Шалвович и,

тяжело отдуваясь, сел на стул. – Садись, чего стоишь. Раз уж ты сам про это

начал, давай договаривай до конца. Думаешь, я не знаю, кого он тут у тебя

отмудохал по полной? Прекрасно знаю! А вот зачем ты этого зеленого пацана

засунул в свою абсолютно незаконную пресс-хату, я не знаю, и хочу, чтобы ты мне

это объяснил. Я лично тебя об этом не просил, следователь, который ведет его

дело – тоже, я специально поинтересовался. Да и с какой стати, парень ни в чем

не отпирается, а в его деле и так все ясно. А вот какой твой интерес в этом

человеке – я не знаю.

– Какую еще пресс-хату? Какой такой интерес? – прикинулся

непонимающим Манткулов.

– Слушай, Руслан, ну неужели ты думаешь, что мне твои фокусы с Урыгой и

его бандой неизвестны? Когда ты выполняешь чьи-то официальные поручения и

колешь упертых зеков, чтобы помочь следствию, это понятно. Когда ты

обделываешь свои мелкие делишки, тоже понятно, и заметь, я ведь к тебе

отношусь хорошо, как к сыну, можно сказать, отношусь, и на многое закрываю

глаза. Но вот когда ты лезешь туда, куда не просят, да еще при этом делаешь это

так топорно, это мне непонятно и не нравится.

«Бля, ну какая же сука ему про все стуканула», лихорадочно думал

Манткулов, внешне сохраняя радушное выражение на лице. «Что он может знать?

Про золото – вряд ли. Скорее всего, он каким-то образом услышал про побоище в

пресс-хате, его-то ведь утаить не удалось. Утаишь тут. Урыга и еще один баран из

его команды лежат на больничке, а третий в таком виде, что мать родная не

узнает. Вся тюрьма до сих пор гудит о том, что случилось в козлятнике. Ладно,

фигня все это, выкрутимся».

– Ираклий Шалвович, тут, скорее всего, вышла какая-то случайная

накладка, – попытался оправдаться приободрившийся опер. – У этого Андреева в

той камере, в которой он находился до этого, возник конфликт с несколькими

заключенными, что, кстати, зафиксировано показаниями моего агента, и я, чтобы

предотвратить эскалацию насилия, распорядился перевести Андреева в другую

камеру, а наши дуболомы контролеры, сами понимаете кого на работу приходится

брать, видать не разобрались, и по ошибке засунули его совсем не в ту хату.

– Я уже сорок лет Ираклий Шалвович! – в сердцах стукнул кулаком по столу

Тетрадзе. – Предотвратил он, понимаешь, конфликт. Только хуже сделал. Не

умеешь, не берись. Тоньше надо работать, тоньше!

Манткулов, потупив глаза, виновато развел руками. Всем своим видом он

демонстрировал раскаяние и признание собственных ошибок.

– Ну хорошо, ну вышла у тебя с этим Андреевым ошибка, – уже остывая,

поинтересовался Тетрадзе, – а зачем же ты его потом в карцер засунул?

– А что мне его, медалью награждать?!! – совершенно искренне удивился

Манткулов – Он ведь, гад эдакий, тут такого наворотил…

– Ладно, с этим все понятно. В общем так, ты подними его из карцера,

определи в нормальную хату и больше не трогай, кстати, как и небезызвестного

тебе Антона.

Ираклий Шалвович не удержался и добавил шпильку, решив в конце

разговора показать, что на самом деле знает он гораздо больше, чем говорит, и

ушлому тюремному оперу обмануть его не удалось.

– Ими обоими очень важные люди интересуются, поэтому смотри, чтобы у

тебя здесь было все в рамках законности…

Теплым апрельским утром 1995 года Егор с полутора десятком таких же, как

и он, осужденных сидел на корточках на длинной привокзальной платформе, в

ожидании подачи столыпинского вагона. Группу этапируемых к местам отбывания