Спящий говорил с перерывами ещё минут сорок. Приборы высвечивали обычные для спящего показания давления, пульса, температуры. Дыхание стало более заметным, больной дышал самостоятельно. Дежурный врач записал в журнале, что у летаргического пациента было замечено состояние близкое к бредовому. Он затруднился назвать причины такого явления.
Единственный, кто не то что догадывался, но был абсолютно уверен, в чем причина такого изменения состояния пациента седьмой палаты, был Алёша Ветров. Вместе с дежурным врачом он прослушал запись монолога Спящего. Это не было бредом в полном смысле слова. Речь отличалась местами чёткой ритмической упорядоченностью. Она состояла из отдельных более или менее продолжительных кусков, между которыми говорящий от несколько секунд до минуты как бы отдыхал.
Оратор явно тяготел к рифмованию своей речи. И врач, и практикант, мало что понимали в стихотворчестве. А тематическую составляющую монолога врач определил, как «бред философствующего пенсионера пессимистического настроя». Юноша возразил:
— Почему бред? Может это просто размышления пожилого человека о жизни?
— Может и так, — не стал спорить врач. — Проснётся, спросим.
МОНОЛОГ СПЯЩЕГО
Было ли это связано с манипуляциями Практиканта или самостоятельно вскрылись внутренние резервы организма, но из сновидений Спящего исчезли без остатка все его средневековые приключения. ОН уже не видел себя в подвале, но в его подкорке по-прежнему сидела мысль о том, что ОН находится в предсмертном состоянии, и вот-вот должны предстать перед ним картины всей его жизни, начиная с детства.
Но вместо этого подсознание вернуло его к давним размышлениям о жизни и смерти, которые он однажды решил записать. Это случилось после его возвращения из очередной больницы, где ОН попал в палату с любителями пофилософствовать как раз на эти темы. Высказался тогда и ОН.
Продолжая дома раздумывать над этими вопросами, ОН ловил себя на том, что его опять подводит память. Проблема слабой от рождения памяти усугублялась сильным атеросклерозом в связи с ишемическим заболеванием. Ему трудно было удержать нить своих мыслительных конструкций, и ОН начал их записать. Из опыта своей предшествующей жизни ОН знал, что иногда самый верный способ запомнить или изложить мысль предельно ясно и лаконично — это попытаться подчинить ее рифме. Поиск рифмы, как ничто другое, помогал ему конкретизировать, дисциплинировать мысль, позволял избавиться от многословия.
Это было увлекательное занятие — рифмоплетство (ОН стеснялся называть это стихосложением). Десятки, раз повторяемые им в поисках рифмы строки, крепко впечатались в память и теперь стали всплывать в его голове. Работая в поисках рифмы и ритма, ОН много раз проговаривал отдельные строки и целые строфы вслух, и этот процесс воспроизведения текста зафиксировался в его мозгу. Микстура Алёши, вероятно, вскрыла именно этот закоулок памяти и некогда созданные им «перлы» сейчас вновь озвучились:
…порой несносен этот мир:
условностей дурацких казематы
и выживанья ради труд-вампир
пьют время жизни без остатка…
Жить без оглядки человеку не дано.
Свобода воли — утешенья жалкий фетиш,
иллюзий флёр развеялся давно…
Смысл жизни? В никуда ты метишь…
Для большинства прож
как холм осыпавшихся листьев дуба.
Сметёт их дворник в три ведра,
не потянуть им даже пуда…
Жизнь! — лишь эпизод
в существованьи Вечной Смерти…
Свет! — Тьмы лишь отблеск
в непроглядном мраке.
И в бесконечном Времени
всего лишь парадокс
так чтимый нами Человечий Разум…
Покинуть праздник жизни
мы все обречены.
Кто с радостью уходит,
а кто с тоской в груди.
Бессмертие кому-то
могло бы стать наградой,
иной же в смерти видит
желанную отраду…
Десятки миллиардов,
пожалуй, больше сотни,
разумных особей
Земля произвела
за время своего существованья.
Коль поглощаешь всех,
зачем их родила?…
Ты тыщи лет и век за веком
и в возрастающих количествах
плодишь миллионы полчищ,
во Тьму безропотно бредущих
тропою,
кем-то названную — Жизнь….
Как ты прожорлива Земля,
как ненасытна.
За поколеньем поколенье поглощаешь целиком.
Подсела всласть на плоть людскую,
под корень косишь день за днём…
В Большой Природе сообразно все,
подчинено неведомой нам цели некой.
Сомнений нет — есть смысл и в том,
что с Разумом она прощается легко.
Напрасно воображаем мы, наверно,
себя Венцом и квинтэссенцией Творенья,
коль быстро превращаемся в утиль…
Миллионы их из года в год,
походкой согбенной бредущих,
за Света Край, в неосязаемую Тьму,
существованья цикл земной
почти что исчерпавших,
и в
На небо звёздное мы взгляд бросаем часто.
И равнодушно, в общем — то,
чего греха таить.
Но вряд ли есть средь нас
один хотя бы,
кто мыслью не пытался бы
нащупать Тайны нить:
В чём заключался Промысел
Божественный Создателя?
Непостижима пропасть ведь
меж сроком жизни мизерным
и Вечностью космической –
Вневременной субстанции –
от века что присутствует
в материи-пространстве…
Творения подобного,
не то что совершеннее,
чем Разум человеческий,
в Природе не найти.
Не может быть сравнения
с иным Творца изделием
по мощи созидательной,
чтоб Разум превзойти.