Караван-сарай

– Я играю, чтобы позволить себе пойти в кино, для меня это – самая большая радость; увы, выигрываю я от силы раз в десять дней, а то и две недели, так что пропускаю все новые серии «Человека в одноглазой маске»[100].

Я попытался втолковать ему, что куда резоннее было бы не играть, а ходить каждый вечер в кино.

– Ну нет, – отвечал он, – куда приятнее осознавать, что билет в день выигрыша достаётся мне бесплатно.

Рядом со мной уселся подтянутый, холодный и надменный англичанин; лакей поспешил к нему с пепельницей, но стоило ей оказаться на столе, как мой сосед подскочил вне себя от ярости. Выяснилось, что пепельницы, поставленные справа, приносили ему неудачу, так что он не захотел оставаться ни минуты дольше и не стал даже забирать поставленные деньги! Один из директоров-распорядителей рассыпался в извинениях за оплошность недавно нанятой прислуги. Мне как-то рассказывали о некоей даме, до того суеверной, что выиграть она, по её мнению, могла, лишь поужинав макаронами! Ужас ситуации состоял в том, что она терпеть не могла мучного!

За нашим столом сидел и Клод Фаррер, могучий и вздорный повелитель морей[101]: пока сдавали карты, он рассказывал, что накануне вечером к нему явились сразу пять призраков, вооружённых косами и пистолетами: «Я немедленно обратил их в бегство, заявив, что призраков не бывает!»

Роггерс тогда поставила пять луидоров на карту своего супруга, но, само собой, проиграла…

Что же до Розины Отрюш, то ей по-прежнему везло; она только что выиграла четыре тысячи франков у Пьера Вольфа[102] – того на мгновение отвлекла одна из присутствующих дам, и он ко всеобщему неудовольствию покрыл не той картой, впрочем, немедля утешившись очередной остротой. Я посоветовал Розине остановиться на достигнутом, если она всё ещё хотела купить несколько так понравившихся ей шляпок…

Мы вернулись в ресторан, столы уже были накрыты, но из гостей мы пришли первыми. Несколько минут спустя появилась и хозяйка вечера в сопровождении своей близкой подруги Жюльет Фланель. Княжне Шапо, единственной и международно неповторимой, была знакома лишь одна жизнь – её собственная; проживала она её с усердием и, вынужден признать, определённой элегантностью. Короткие волосы, напоминавшие картофельную соломку, обрамляли лицо учительницы из школы полублагородных девиц; пальцы её украшали драгоценные мужские перстни, и она имела обыкновение – как я не раз мог воочию убедиться – весьма соблазнительно поглаживать ими фишки для баккары. По правде сказать, она мне нравилась, меня привлекала её ничем не скованная жизнь – я находил её куда честнее и изящнее существования стольких женщин, использующих хорошенькое личико как приманку для мужчин – или других женщин, – и силящихся придать ему отпечаток темперамента и страстей, которых в нём не было и в помине; кто-то действительно попадался на подобный буржуазный колорит, за которым, по сути, нет ничего, кроме снобизма и стремления не остаться незамеченной.

С княжной, кстати, был связан и случай из моей жизни: однажды вечером, когда мне в особенности не везло в картах, я почувствовал у себя на плече чью-то руку; обернувшись, я увидел Шапо: та протягивала мне монетку в пять франков! «Возьмите, – сказала мне она, – эта монета приносит удачу, я как-то одолжила её испанскому королю, и он выигрывал весь вечер». Монета оставалась в моём распоряжении два дня, но выигрыш ко мне так и не шёл – княжна, напротив, за эти два дня разбогатела на двадцать пять тысяч франков. Верить в талисманы, впрочем, я не перестал; один мой знакомый, русский, не способен выиграть, если рядом с ним на сукне не стоит ночной горшок слоновой кости!

К нам присоединялись всё новые друзья: Марсель Дюшан, знаменитый автор «Обнажённой, спускающейся по лестнице», отказавшийся от живописи, «чтобы сосредоточиться на сводничестве» – поэтический парадокс в духе остальных каламбуров Рроз Селяви[103], – и скульптор Рафаэль Уайт, смысл жизни которого – любовь! Он любит скульптуру, живопись, женщин, он большевик, но вынужден ссужать деньги антикоммунистам.

Проходивший мимо Блез Сандрар, швейцарский Агасфер[104], остановился на мгновение у нашего столика рассказать о своих проектах: Марокко, Китай, Бразилия, кино – не преминув упомянуть о своём отвращении к любой литературе.

Графиня Трипль спросила меня, кто это там сидит один-одинёшенек за столиком прямо перед нашим: Марсель Дюшан поспешил сообщить ей, что это господин Воллар-с-БольшойДороги[105].

Я успокоил графиню, заверив её, что речь идёт о величайшем, честнейшем и самом образованном торговце картинами. Она внимательно посмотрела на меня, после чего губы её тронула усмешка удовлетворённой объяснением женщины.