В этот период возобновившихся войн Дура постоянно сохраняла значение в качестве римского военного центра, теряя при этом свое значение караванного города. Последние находки показали, что Дура, получившая сильный гарнизон сразу после своего завоевания (в 165 г. н. э.), стала важным сборным пунктом для римских армий, находившихся в походе против Парфянской державы. Так как, вне всякого сомнения, она была мощнейшей крепостью на южной границе римской Месопотамии, то находилась на привычном пути римских армий, направлявшихся вниз по Евфрату к Ктезифону — парфянской (позже персидской) столице Южной Месопотамии; это был тот же самый путь, по которому шел Траян. Это военное значение Дуры свидетельствует о том, что часть города во времена Септимия Севера и Каракаллы превратилась в обычный римский военный лагерь с прекрасным «преторием» в центре, с «Марсовым полем» для обучения войск, с термами и храмами. Мы будем знать значительно больше о роли, которую играла Дура в военных походах Септимия Севера, Каракаллы, Макрина, Александра Севера, Гордиана III, Филиппа Араба и Валериана, когда раскопки этого лагеря будут завершены и все надписи, пергаменты, папирусы, найденные в ее руинах, будут опубликованы.
Автономная организация Пальмиры и ее независимая милиция усиливают впечатление от роли, которую она играла во второй половине III в. н. э. Я не буду здесь вдаваться в историю этого смутного периода в жизни Римской империи, так как анархия, частые войны, быстрая смена императоров известны всем. На Востоке это отсутствие спокойствия угрожало Риму потерей не только Месопотамии, но и Сирии. Новая сасанидская власть в Персии была сильнее и жизнеспособнее, чем Парфянское царство Аршакидов, и атаки на Римскую империю стали более частыми и энергичными в то самое время, когда кровавые гражданские войны подменили собой структуру государства. После Александра Севера императоры так преуспели в своих отчаянных усилиях положить конец этой раздробленности, что вынуждены были не обращать внимания на то, что автономный город-государство Пальмира добивался власти. Им были безразличны не только развитие пальмирской армии, но и то, что одна из ее ведущих семей — Юлии Аврелии Септимии (чьи члены часто носили имена Хайран, Оденат, Вабаллат) постепенно выросла в правящую семью и превратилась в династию мелких князей. Такое направление развития довольно типично для Сирии.
Когда начались сметающие все на своем пути персидские нашествия во главе с Арташиром, первым царем Сасанидской Персии, и его преемником Шапуром, в Дуре царило великое воодушевление. В частном доме в центре города, о котором подробнее мы скажем в следующей главе этой книги, среди деловых документов, написанных его владельцем на стенах своего кабинета, мы читаем поспешно нацарапанный текст, в котором говорится: «в год 560 (238 н. э.) персы напали на нас». Это было наиболее ужасным и известным нападением на Римскую империю со стороны Ардашира. В Дуре в это время царила лихорадочная деятельность. Никогда прежде ее не завоевывал такой враг. Ее ролью было служить отправной точкой завоевательных походов. Это было причиной, по которой старая фортификация Дуры, унаследованная от парфян и поврежденная землетрясением 160 г. до н. э., хотя и приводилась в порядок и ремонтировалась, никогда не перестраивалась и не модернизировалась. Даже городские постройки, завалившиеся своим задним фасадом на городскую стену, оставались нетронутыми. Персидская опасность вывела гарнизон Дуры из апатии, в которой он пребывал. Им были приложены большие усилия для того, чтобы как можно быстрее восстановить укрепления. Описание работ, проделанных римлянами в десятилетие между 238–250 гг. н. э., заняло бы слишком много места. Достаточно сказать, что наиболее важная ее часть состояла в удвоении защиты со стороны пустыни при помощи постройки толстой кирпичной стены, для того, чтобы защитить город от осадных машин персов. Тщетно!