Вот только ты не виноват. Мало кто выдержал бы такое. Хотя, наверное, я и дальше считал бы себя каким-то уродцем, если бы не мой мальчик…
Наверное, сжимаю пальцы на плече Исака чуть сильнее, чем обычно, потому что снова всматривается в лицо, хмурится, и меж бровей залегает вертикальная складка.
— Ты как, в порядке?
Давлю глухое раздражение в зародыше, что вспыхивает скорее по привычке. Дыши, Эвен, просто дыши. Здесь ни намека на тотальный контроль, всего лишь беспокойство человека, которому ты дорог, который любит.
Ведь любит?
И так иррационально хочется потянуться к нему, коснуться губами губ, вдохнуть его запах, нырнуть в родной аромат с головой, как в прибой. Уткнуться носом в висок и стоять так, пока не отпустит. А потом просто шепнуть: “Люблю тебя” в сладкие губы и закрыть глаза, запуская пальцы в взъерошенные пряди.
Но я все еще помню то шутливо брошенное на кухне общежития: “Он был мужчиной моей мечты до тебя”. А он, точно знаю, уверен, помнит еще лучше, как и тот больной треп о том, что лучшие фильмы кончаются трагедией. Я не хочу, чтобы он ассоциировал Микаэля с чем-то, что может стать угрозой ему. Тому, что есть между нами.
Потому что я правда никогда не чувствовал такого ни к кому в моей жизни. И Мик — это прошлый этап. В котором не было и намека на романтику. Ни единожды.
— Все хорошо, — переплетаю наши пальцы, не потому, что хочу доказать что-то одному или продемонстрировать другому. Отнюдь. Мне просто нужно чувствовать моего мальчика.
Всегда нужно чувствовать ближе.
—Так здорово видеть тебя и знать, что ты… в порядке, — Микаэль запинается смущенно, но взгляд не отводит, лишь скулы немного краснеют.
Наверное, все же совестно, что за все это время так и не поинтересовался ни разу: где Эвен, что с ним?
Вот только уже все равно. И просто… просто да, так получилось.
— Я в норме, все так.
— Может быть, встретимся как-нибудь, поболтаем? Съедим по кебабу?..
Исак щурится и чуть поворачивается. Так, чтобы моя рука на его плече была лучше видна Микаэлю. Собственник. Мой.
— Не думаю, что это хорошая идея. Мы сейчас оба к тестам готовимся, и переехали недавно, времени нет ну совсем. Может быть, после выпускных?
И жмет невинно плечами с таким видом, будто и правда так жаль. Искренне, до глубины души. Да в нем великий актер погибает.
Мик быстро кивает, мажет каким-то тоскливо-болезненным взглядом, бросает робко, на пробу:
— Я хотел бы тебе все объяснить.
А Исак опять напрягается, но сжимаю его пальцы, успокаивая, говоря без слов: “Все хорошо, тебе нечего здесь опасаться. Я твой”, и коротко качаю головой.
— Не надо, Микаэль. Поверь, это не важно уже.
— Я повел себя, не как друг, как свинья, — опускает голову так, что длинные пряди полностью закрывают лицо.
— А сейчас что-то поменялось? — вдруг подает голос Исак, и Мик вздрагивает, как от удара. — Тебе же просто совесть хочется успокоить, чтобы не грызла.
— Неправда, — вскидывается даже, и в темноте я вижу, как возмущенно расширяются зрачки того, кого я так долго считал единственным другом.
Когда-то, когда-то я бы сделал все, чтобы защитить его. А теперь меня защищает тот, кого многие называли неразумным безалаберным мальчишкой. Чувствую, просто знаю, понимаю, как много он еще хочет сказать, но замолкает и виновато шмыгает носом.
Сдерживается ради меня. Потому что заботится так же, как любит. Полностью, без остатка, без каких-то сомнений.
Снова сжимаю холодные пальцы, посылая новый импульс: “Спасибо”.
— Извини, нам нужно идти. Приятно было вновь увидеться, Микаэль.
Уходим, оставив его позади на ярко освещенной ночной улице Осло. Оставляя растерянного и, наверное, огорченного, разбитого даже.
— Знаешь, ты самый лучший. Наверное, я должен…
Прерывает меня, легонько трогая губы губами. Они прохладные от ночного воздуха и почему-то пахнут морем и солью.
— Не должен, ладно? Минута за минутой, ты помнишь? Расскажешь, когда сам будешь готов, когда поймешь, что правда хочешь этого.
Щиплет глаза. Наверное, это усталость, скопившаяся за эти сутки, что тянутся как резина, и никак не могут просто закончиться.
Когда будешь готов… Я готов, и ты обязательно узнаешь все, что было тогда. Потому что от тебя у меня не будет секретов. Больше нет.
Я уже говорил, что ты самый лучший?
========== Часть 31. ==========
— Опять жуешь эту гадость?
Исак ерзает, устраиваясь поудобнее, настоящее гнездо устраивает из одеял, а потом плюхается со всей дури сверху, нимало не заботясь, что под одеялами ноги Эвена вообще-то. Устраивается подбородком на колене, чуть приподнимая, чтоб было удобнее.
Мелкий приспособленец.
— Я тебе подставка что ли? Блин, у меня так ноги в момент затекут, совесть имей.
Тот лишь флегматично дергает бровью и открывает ноутбук, запускает браузер.
— У тебя же совести нет от слова совсем. Жрешь бутерброды с этой гадостью прямо в постели. Мало того, что крошки потом с задницы собирать, так и дрянью этой вся комната провоняла.
— Кажется, раньше ты не имел ничего против тостов с сыром и специями. Я ж по твоей просьбе тогда, у меня в квартире, ты помнишь, все подряд туда натолкал.