Kardemomme (СИ)

Сана в своем неизменном хиджабе и с этими озорными чертиками в глазах, что отплясывают какой-то диковинный танец, не прекращая хихикать.

— К-когда ты сегодня заканчиваешь? — так сипло и простужено, что хочется в голос заржать, но Исака колотит так, что даже зубы выбивают чечетку, и он не уверен даже в том, какой сегодня день, какое за окном время года…

— Уже скоро на самом деле, но у меня еще домашка и тест по химии, к которому надо подготовиться.

Говорит все это, залипая на губах, на пальцах, что ерошат песочные волосы, дергают за пряди, таких умелых, чувственных пальцах… Моргает, понимая, что пропустил какой-то вопрос. У Эвена в глазах смешинки яркие, как первые незабудки, а еще тот самый неутоленный голод, что сушит губы, долбит в висках, скручивает внутренности в узел…

— Дома? Я не могу делать это дома, — мысли формулируются в предложения с таким трудом, будто это не простой разговор, а защита какой-то мудреной диссертации по ядерной физике.

Сана за спиной отчетливо фыркает, выражая общее мнение о способности этих двоих подготовиться к самому простенькому из тестов, оставшись наедине. И правда, о какой учебе может быть речь, когда есть Эвен? Когда он даже смотрит так, что Исак готов кончить.

— Я не буду на тебя смотреть, — возможно, он умеет читать мысли? Исак бы не удивился…

— Какой тогда смысл заниматься дома, Эвен? Если ты не будешь на меня смотреть.

“Ведь я только и буду делать, что искать этот взгляд, а когда ты уже не сможешь сдерживаться, просто повалю на кровать или на пол… Какая химия, к черту”.

— И то верно, — важно кивает Эвен и, чертенок, выглядит таким довольным собой, что… Определенно, мысли читает.

— Но я приду вечером.

Конечно, приду. Ведь я там живу. Живу с тобой, для тебя, одним тобой и живу. Приду вечером и сделаю с тобой все то, что не успел сегодня в пустом классе, и ты непременно сделаешь ту штуку снова, как утром в душе. И как днем ранее, и как во все предыдущие общие ночи, утра и дни, вечера…

Эвен ворчит что-то о том, что превращается в домохозяйку, подтрунивает, не прекращая улыбаться. Исак знает, что сделает все, лишь бы эта улыбка не сменилась апатией.

“Хэй, ему лучше, не парься. С тобой ему на самом деле хорошо. И, может быть, приступы еще будут случаться, но не сегодня, не в эту минуту”.

Сегодня они просто будут любить друг друга. Яростно, торопливо, а потом, когда схлынет первая волна — лениво, медленно, чувственно…

— Ты улыбаешься? Что?

— Ты у меня самый лучший, знаешь?

Люблю.

Комментарий к Часть 29.

И пусть, блять, Андем только попробует это разрушить. #уменявсе

========== Часть 30. ==========

Комментарий к Часть 30.

POV Эвена

— Привет.

Неловкость виснет в воздухе едким смогом и густым, вязким туманом. Неловкость вяжет язык и леденит кровь. Неловкость обдает ужасом вдоль позвоночника, и нет сил, нет смелости, чтобы отмереть и повернуть голову, чтоб посмотреть на Исака.

На Исака, что, конечно, узнал. Не мог не узнать Микаэля, с которым столкнулись до глупого случайно. И вот Исак замер рядом натянутой струной, и так страшно, что лопнет, стоит только коснуться. Лопнет, взорвется или просто хлестнет разочарованием, что в любой миг вспыхнет в крапинках любимых глаз.

Я не вынесу, Исак. Я не смогу. Я так боюсь тебя потерять. Наверное, именно потому сейчас не смотрю, потому уклоняюсь от цепкого, требовательного взгляда, что спрашивает безмолвно, сверлит и прожигает. Он ждет ответов на сто миллионов вопросов, что уже пытался мне задавать, и каждый раз я так ловко уходил от ответа. И даже Сану уболтал молчать.

Потому что Микаэль — это прошлое, это боль и жуткая неловкость, смертельный стыд, когда проще закрыть глаза и перестать дышать, чем вспомнить все, что творил, говорил. Снова окунуться в пачкающее кожу презрение окружающих. Опять увидеть в каждом смущение, разбавленное жалостью и легкой брезгливостью. Как если бы был каким-то экзотическим зверьком, от которого и не знаешь, что ждать — не то пол-головы откусит, не то Коран начнет цитировать наизусть на арабском…

— Микаэль.

Странно, что не пытается отвернуться, перейти на другую сторону улицы или вообще развернуться и ломануться подальше от психа. Смотрит грустно и виновато, а еще все время пытается убрать за ухо лезущую в глаза прядь.

Волнуется.

Но вдруг понимаю, что обида больше не душит, она не исчезла, конечно, совсем, шевелится где-то забившимся в темный угол ужом, пытается то ли уснуть, то ли спрятаться глубже, забиться в самую дальнюю щель.

— Познакомься, Мик, это Исак. Мой парень. Мы вместе.

А мальчик мой смотрит внимательно, сканирует, считывает эмоции. Он умеет. Даже сам не знает, насколько это хорошо получается. Взгляд — с Микаэля на меня и обратно. Раз, второй, третий.

— Очень приятно. Я — Микаэль, друг…

— Когда-то он был моим лучшим другом, — усмехаюсь невесело, пытаясь не замечать вспыхнувшие пятна смущения на смуглом лице.

Стыдно? За то что бросил, ушел, предал нашу дружбу, того, кого называл ближе, чем братом. Ушел после той некрасивой сцены, безобразного приступа. А ты ведь все знал про болезнь, Микаэль.