Kardemomme (СИ)

Но Хенке и этого было мало, он и на сцене продолжил, когда выходили за одной наградой, потом за второй. Когда они шли по проходу, и зал синхронно поднялся со своих мест, чтобы встретить победителей – главных любимчиков публики. Рука Хенрика на плече, и мимолетно, почти касаясь жаркими губами мочки: «Малыш, я горжусь». Гордится он, как же. Ведь вместе сделали это, дружно снесли мозги не только друг другу, но и половине планеты. И ничего ж не хотели такого.

Потом гуляли по Бергену, и Тарьей прятал глаза за черными стеклами, натягивал шапку свою до ушей, потому что слухи об их отношениях вновь всколыхнули поклонников, потому что этим ненормальным хватило бы и взглядов Холма-придурка с лихвой, не говоря уже о самом мокром на памяти Kiss-камеры поцелуе. Маскировка, впрочем, все равно не удалась, потому что Хенке отказался прятаться от слова совсем, ну а вычислить его спутника труда не составило никому. Иногда Тарьей казалось, что поклонники заканчивали какие-то особые курсы по шпионажу, ибо ну что за нахуй… И какое им вообще дело до того, кто, с кем, как и зачем.

«Не хочу с тобой расставаться», — шептал ему на обратной дороге в Осло Холм в самолете, затащив в туалет и устроив такое, что у Тарьей и сейчас щеки пылали, стоило вспомнить Хенрика на коленях…

«Представляешь, еще несколько дней, и тебе восемнадцать. И можно будет все-все-все. Я смогу делать с тобой такое…», — давился собственным стоном, закусывал кулак, чтобы не стонать слишком громко, не всхлипывать в голос, не переполошить стюардесс и не развеселить еще большей парней, что и так поглядывали с плохо скрываемыми ухмылками, когда они протопали в хвост самолета, пытаясь нацепить самые невинные выражения лиц.

Будет делать т а к о е . Гребаный Холм, можно подумать, что до этого не испробовали в с е из возможного и невозможного спектра. Не отказывали друг другу ни в чем, пытаясь хоть на секунду притупить эту тягу, потребность, что бросала друг к другу каждый свободный миг без камер. Впрочем, и под камерами не меньше. Страшно подумать, что будет, если кто-то из команды додумается слить весь этот порно-закадровый материал.

«Ты же придешь?», — с плохо скрываемым сомнением в голосе. Конечно, ведь Леа, которую Тарьей и придумал и присоветовал сам, и такое пристальное внимание, и все, что Холм натрепал на Гулльрутен. И легенда, что и без того уже трещит по швам, и вот-вот рассыплется осколками под ноги.

«Нет, пропущу твою самую важную дату, позволю первый раз законно напиться без меня и, может быть, залезть под юбку какой-нибудь цыпочке – тоненькой, узенькой. Все как ты любишь, — помолчал, вскинув брови, дождался возмущенного окрика, хохотнул. Зараза ехидная. — Глупости не говори. Ты же знаешь, что всегда буду рядом».

Потрепал на прощание — уже в аэропорту — по плечу, не рискуя светиться перед случайными людьми. Подмигнул незаметно, а потом смс-нул уже из такси, когда желтые железные букашки помчали их абсолютно в разные стороны.

«Уже скучаю, пиздец. Это были охуенные каникулы, детка. Как вспомню, что ты вытворял своим ротиком в душе перед рейсом…»

А потом День Конституции, один из главных, блять, праздников. И опять не вдвоем. Конечно, Холм нажрался до поросячьего визга, в говнище уделался просто. Тарьей готов был спорить на одну из своих почек, что забег в мусорных мешках придумал именно Хенк. Придурок безбашенный. Хотя на том видео, где Леа летит задницей кверху в траву, показывая, что и где на ней надето… Нет, девочку даже не жаль, после того фото в инсте — губы в губы. Конечно, легенду поддерживать надо, да и Холм там как истукан, даже рот приоткрыть не изволили их высочество. Хм… попробовал б только…

Короче, Тарьей накачивался «Туборгом» методично, почти не пьянея. Перебирал в памяти воспоминания, как коллекционные карточки, которых сроду не собирал. И ждал, весь день, весь вечер и добрую часть ночи ждал звонка или смс. Хоть что-нибудь, Хенке.

«Я же, сука, скучаю».

Не дождался ничего из вышеозначенного списка. Зато под самое утро ввалилась почти бессознательная тушка, обслюнявила, бормоча куда-то в шею что-то совсем уж невразумительное. В какой-то момент даже почудилось про охуенную голую свадьбу и мини-бургеры. Залез лапами холодными под резинку пижамных штанов, да так и вырубился, придавив, штакетина несоразмерная, к кровати.

Утром, запивая аспирин ледяной пузырящейся минералкой, охал, стонал и требовал немедленного проверенного временем и их нехилым опытом леченья. И разве Тарьей когда-то мог ему отказать в такой просьбе? Разве когда-то он хотел отказать?..

Неизвестно, как он вообще попал в квартиру, оставшись незамеченным для папарацци, денно и нощно караулящих у выхода. Разве, что и те укушались к ебене фене, отмечая главный праздник страны. К утру они, конечно, очухались, выставили пару дозорных, что, видимо, отдавали дань Родине не так активно и самозабвенно, как остальные. Так что выводили Холма с теми еще приключениями. А Тарьей даже расстроился немного, что не удалось уговорить того напялить платье и каблуки для маскировки.

Нет, ну а что?..