Карденио

Несмотря на непродолжительное пребывание в Кастровилле, аббат был довольно дружен с доном Мельхиором Бартасом. По странной случайности, дон Мельхиор оказался обязанным миссионеру. Они быстро сблизились, и человек, который до тех пор жил на своей плантации практически отшельником, вдруг почувствовал доверие и дружеское расположение к молодому священнику, честность и откровенность которого сквозила как в его манерах, так и в речах. После нескольких дружеских бесед со старым плантатором аббат понял, что в сердце этого скрытного и мрачного человека есть какая-то давняя, тайная, но до сих пор не зажившая рана. Побуждаемый состраданием и любовью делать добро, миссионер хотел узнать причину, чтобы, если возможно, устранить ее и таким образом возвратить спокойствие несчастному человеку. Несмотря на глубокое сострадание, которое он испытывал, невольная радость (если это выражение здесь уместно) закрадывалась в его сердце, радость при мысли о том, что Бог посылает этот неожиданный случай, чтобы дать ему возможность осушить слезы несчастного.

Дверь отворилась, и вошел Карденио. Он переоделся и теперь выглядел бодрым и почти веселым, готовым, судя по решимости, светившейся в его глазах, на все.

– Вот и я, мой отец. Если вы готовы, мы можем отправляться.

– Я не задержусь. Но где же мой помощник?

– Я здесь, мой отец, – проговорил Фраскито, появляясь в дверях. – Заканчивал приготовления к отъезду.

– Смотрите, отец, – радостно воскликнул юноша, – дождь перестал, от урагана и следа не осталось!

– Вот видишь, дитя мое, как Бог нам покровительствует. Поедем! И не сомневайся более никогда во всемогуществе Господнем!

– Едем, мой отец!

С этими словами они вышли из комнаты в сопровождении Фраскито, который освещал им путь.

Глава III

КАКИМ ОБРАЗОМ АББАТ ПОЛЬ-МИШЕЛЬ УКРОЩАЛ ДИКИХ ЗВЕРЕЙ

В ту минуту, когда Фраскито собирался открыть дверь, снаружи послышались тяжелые шаги, смех, проклятия и лай собак. Брови священника слегка нахмурились.

– Тише, – сказал он Фраскито, положив руку ему на плечо, – вернемся!

Они вернулись в комнату. В ту же минуту в наружную дверь забарабанили.

– Где лошади? – спросил священник.

– Они в конюшне, я не хотел заранее их выводить, – отвечал Карденио.

– Хорошо, дитя мое. Сам ты тоже иди в конюшню и не двигайся с места, пока я тебя не позову. Даже если услышишь сильный шум.

– Вам угрожает какая-нибудь опасность? – вскричал молодой человек. Глаза его блеснули.

– Не бойся ничего, дитя мое, – кротко отвечал священник. – Ступай и слушайся меня!

– Хорошо, отец мой, я исполню ваше приказание. Но если вам грозит оскорбление…

– Тише, дитя, – прервал его миссионер. – Забота о моей чести касается меня одного. Ступай!

Между тем стук становился все сильнее и сильнее. К нему примешивались брань и угрозы. У Карденио вырвался гневный возглас. Но повелительный жест аббата заставил его сдержаться и молча выйти из комнаты. Едва он вышел, как священник обратился к своему служителю:

– Фраскито, помоги мне быстренько привести здесь все в порядок.

В один момент все было убрано и расставлено по местам.

Люди, находившиеся снаружи, продолжали яростно колотить в дверь, будто хотели сломать ее.

– Пойди, Фраскито, открой! – сказал миссионер.

– Боже мой, что же будет? – тихо вымолвил пономарь.

– Ничего особенного, сын мой. Неужели ты думаешь, чтоэти люди способны нас убить?

– Я этого не говорю, отец мой. Но вы не знаете…

– Чего же я все-таки не знаю?

– Что это сам майор Струм! Я узнал его голос…

– Я тоже узнал. Что ж с того?

– Отец мой, я боюсь…

– Не бойся ничего, дитя мое! Бог даст выдержку и терпение. Иди же, Фраскито, и впусти майора. Он так яростно трясет нашу дверь, словно и вправду вознамерился ее сломать. Если ты будешь медлить, все может в самом деле закончиться печально.

Это было произнесено с таким полнейшим хладнокровием, что несчастный пономарь окончательно растерялся. Он смотрел на аббата испуганными глазами, не зная, на что решиться. Но повелительное движение священника заставило его опомниться и повиноваться.

– С нами крестная сила! – прошептал он. – Что-то будет?! – И он вышел, с отчаянием воздевая руки к небу.

Аббат медленно опустился на скамью и пробормотал:

– Однако с этим надо раз и навсегда покончить!

Он прибавил немного огня в лампе и стал ждать. Поль-Мишель оставался спокойным и хладнокровным, пряча, однако, в глубине непреклонную решимость.

Почти в ту же минуту с шумом распахнулась дверь и в комнату, как бомба, влетел какой-то бесноватый. Он рычал, кричал, метался. За ним медленно вошел незнакомец, лица которого нельзя было разглядеть, поскольку оно было закрыто полями фетровой шляпы, надвинутой почти на самые глаза. Да и весь он был завернут в какую-то тяжелую мантию. Человек этот почтительно поклонился священнику, а затем отошел в глубину комнаты, где продолжал стоять совершенно неподвижно и безмолвно,

Первый из прибывших оказался действительно майором Эдвардом Струмом, комендантом города, а точнее сказать, жалкого городишки, называемого Кастровиллом.

Прежде чем рассказать о том, что произошло между ним и священником, опишем его наружность.