Кардиограмма любви

— А сегодня в Москве прекрасное утро. Пахнет свежестью влажной листвы. Недавно моросил мелкий дождик, а теперь солнце убирает лужи. Мы находимся на Берсеневской набережной. Свое название набережная получила в связи с тем, что в старину здесь находились сады, в которых произрастало огромное количество кустов крыжовника. Берсень — старорусское название этой ягоды. Вторая, более распространенная версия происхождения названия одной из московских набережных, связана с человеком по фамилии Берсень-Беклемишев. Это достопочтенный дворянин, который шестьсот лет назад являлся владельцем данной территории. Он известен тем, что приказывал своим подданным устанавливать решетки, которые в темное время суток защищали его владения от непрошенных гостей.

Если бы можно было установить решетки от этого навязчивого голоса, то Сергей незамедлительно это сделал. Но, увы, руки и ноги не повинуются, не хотят двигаться. Глаза открываются с трудом, в каждом не меньше детского совочка просеянного песка.

Понемногу предметы принимают более четкие очертания. Вместе со зрением приходит и кровообращение — миллиарды мельчайших иголок впиваются в руки и ноги. Сергей с трудом сдерживает стон. Это временно. Ведь это можно пережить и всё будет как прежде. Время многое лечит, хотя оно же медленно убивает.

— Светит яркое солнышко и воробьи стараются помыться в высыхающих лужах, чтобы потом обсохнуть в теплых лучах, — вещает бодрый голос из кухни.

Неужели вчера забыл выключить телевизор? Да нет, не может быть. «Плазма» должна отключаться сама, если в поле её телевизионного зрения не происходит никаких движений. К тому же — вместе со звуком приходит терпкий запах кофе и яичницы с беконом.

— Таня? — Сергей всё ещё не отошел ото сна.

— Нет, не Таня. Даже близко не Таня, — гудит с кухни знакомый голос. — Сам встать сможешь, или тебя на руках принести? Давай шустрей, а то опаздываем.

— Михалыч, ты как здесь?

— А ты ничего не помнишь?

— Нет, башка чугунная, будто вчера уснул в ванне со спиртом.

— Ну, почти так и было, — в дверях комнаты показывается Леонид Михайлович с подносом. — Подвинься. Вот так, теперь налетай, а я пока расскажу, что и как. Эх, зря тебе вчера Абрамыч снотворное вколол. Ну, а иначе ты весь офис в десна перецеловал бы.

— Я? — Сергей садится на диване и морщится от головной боли.

— Ну, не я же. Ладно. Ты пока лопай, а я расскажу.

В процессе рассказа Сергей два раза давится и кашляет, один раз порывается вскочить и бежать, три раза роняет вилку. Леонид Михайлович показывает себя отличным рассказчиком, возможно, в нем возрождается дух Гомера. Подробности зашкаливают, пикантности обрисовываются, трагизм ситуации накаляется по мере повествования. К концу рассказа Сергей чувствует, что волосы шевелятся не только на голове.

— И что дальше, Михалыч?

— А дальше ты делаешь морду кирпичом, отправляешься на работу и выслушиваешь требования нашей Людмилы. Хорошо, если обойдемся малой кровью, но представь себе, какой удар по репутации будет нанесен, если она не согласится на твои условия? Что будет, если она направо и налево начнет трепать о твоих «маленьких шалостях»… И это в то время, пока жена лежит в коме. Партнеры вряд ли поймут такое поведение. Так что готовь чековую книжку и расписывай ручку. Тренируйся писать ноли.

— Круто. Не ожидал такой подлости от неё. Нет, видел, что она на меня посматривает, но на меня половина офиса так заглядывается… Ладно, Михалыч, дай мне полчаса и выезжаем.

Татьяна уже сидит на месте, когда Сергей проходит мимо неё. Она здоровается, но в ответ следует кивок — генеральный директор погружен в свои мысли. И мысли эти явно невеселые.

Андрюша сидит на краешке стола и пожимает плечами:

— Пока что ему не до тебя.

— Ладно, я подожду. Кстати, как ты думаешь — скоро появится Людмила?

— Думаю, что она выдержит театральную паузу. Она подождет, пока он сам её позовет.

— Да уж, жаль, что я не смогу услышать разговор. Но ты же мне расскажешь?

— Конечно, расскажу. Не зря же я столько сил потратил, пока слушал ваши задушевные разговоры за чаем.

— Ой, ты как все мужчины — не можешь подождать трех минут, пока женщины поговорят.

Татьяна замолкает, когда в приемную вплывает Людмила. Начальница отдела рекламы подмигивает Татьяне как старой знакомой:

— Сам вызывает. Ох, чувствую, что сегодня он доведет начатое до конца. Если что, то у него важное совещание.

Почему Татьяна не запускает в её лицо дыроколом? Как ей удается сдержаться? А никак — Андрюша наваливается на руку и заставляет растянуться Татьянины губы в улыбке.

— Держу пальцы скрещенными, надеюсь, что у тебя всё получится, — выдавливает новый секретрь.

Людмила снова ослепительно улыбается и легкой бабочкой влетает в кабинет Сергея. Андрюша отпускает руку Татьяны. На коже ладони остается след от дырокола. Татьяна глубоко вздыхает и благодарно кивает Андрюше.

— Спасибо, я уже в порядке. Чего ты стоишь? Мне же интересно, что там происходит!

— Держи себя в руках. В следующий раз я могу…

— Иди же! — хмурится Татьяна.