Кардиограмма (СИ)

— Меня смущает, когда ты говоришь так уверенно, — огрызается Сойка, отчаянно пытаясь отшутиться, но замечая перемену. — Ты свободна всего пару часов, тебе ещё не положено меня куда-то звать…

— Я не свободна, — тело девушки без имени натужно и неестественно, точно каркас на шарнирах, качает головой. — Я разлучена с собственным сердцем и заперта в иллюзиях. Я вывернута наизнанку, и кожей мне приходится чувствовать собственную душу, а кровью — чужой маскарад. Дай мне импульс, и я вырвусь. Космос зовёт меня.

Сойка бормочет что-то. Если бы у безымянной было время, она бы сделала вывод: судя по интонации — Сойка бормочет нецензурное ругательство. Но сейчас она чувствует текущую сквозь неё информацию; память мира, наполненная болью самоубийственного превращения энергии и страхом перед тенями-паразитами, вливается в скудную память Ниам, расшираяя каждый символ и наполняя смыслом каждую смерть. Девушка без имени перестает чувствовать себя человеком. Зов мира, жаждущего прорыва, заполняет существо и льётся сквозь её волю, заставляя её затихать и прислушиваться к собственным словам.

— Сойка, — зовёт она, когда планета затихает. — Мне кажется, что этот мир…

«Мой?», — додумывает девушка без имени. — «Или я?».

— Да, — отвечает Сойка. — Мне тоже так кажется.

«Во что я ввязалась?», — думает Сойка. А изнанка мира слышит её мысли.

— Ты отведёшь меня дальше? — спрашивает изнанка мира.

— Ты найдёшь сама. Но я буду рядом. Хотя, скорее всего, ничем не смогу помочь.

Разгоряченное сердце мира бьётся быстрее, чем нужно. Выброс адреналина придаст сил для последнего рывка, но не спасёт от смерти, если она неминуема. Изнанка мира помнит, что даже Ниам Сангва это знала.

Сойка болезненно поджимает руки. Заметно, как ей хочется найти себе угол, тёмный, прохладный и далёкий от истока чужого пульса. Она, конечно, пытается это скрыть, и, возможно, искренне хочет уговорить саму себя поддаться любопытству, а не тревоге. Но непохоже, чтобы у неё выходило.

Ей жарко и душно, а изнанка мира уже перестала такое чувствовать и может идти спокойно.

Хтонические стервятники остались позади. Они продирались сквозь породу и плыли сквозь лаву, они кружили там, во тьме трещины, но пока что они все ещё не могли добраться до такой глубины. Своды несуществующих туннелей сотрясались с каждым ударом сердца, так оно было близко. И изнанка была готова добраться до него. Впервые она была к чему-то в такой степени готова.

— Смотри! — изнанка тянет руку с своему сердцу.

Сойка не может смотреть на золотой свет прямо — и она щурится, вертит головой, пытаясь уловить образ скользящим мимо взглядом, смотрит на центр этой вселенной сквозь пальцы.

— Этот символ, — говорит изнанка. — Он ведь означает что-то?

Сойка успевает заметить острые углы и прямые грани, проносясь взглядом мимо сердца.

— Это руна, — отвечает она.

— Какая?

— Я не вижу, — обессиленно признаётся Сойка. «Она так слепит. Не думаю, что кто-то, кроме тебя, может смотреть на неё и не отводить глаз».

— Думаю, именно так меня на самом деле зовут.

— Пожалуйста, — шипит Сойка. — Забирай её и пошли…

— Забрать? — непонимающе повторяет изнанка мира.

«Неужели тебе здесь так плохо? В это сложно поверить, когда мне самой так хорошо».

«И моё присутствие совсем не чувствуется как месть за то, что ты копалась сегодня в моём мире?»

«Если тебя это утешит, я, возможно, просто не замечаю».

— Да, забрать, — Сойка резко выпрямляется и заставляет себя сосредоточить взгляд на спутнице. — Вы с… ней, — неопределённо машет руками, пытаясь указать на всё пространство вокруг себя одновременно. — Вы же хотите прорыва, да? Она пыталась туманом забрать себе всю жизнь, что ранее отдала. Но у неё не получится! Она его столько выпустила, а эти существа всё равно смотрели на нас, как на добычу, когда мы спускались. Полного объёма её изначальной силы не хватит. Планета умрёт. Но если ты заберешь сердце и уйдёшь, то её квинтэссенция продолжит существовать.

— А что дальше?

— Я не знаю, — она обессиленно ищет опору. — Но ты не должна снова потерять себя.

«А я? Не могу не хотеть уйти отсюда»…

Изнанка молчит.

— Эй, сделай уже что-нибудь.

Изнанка не отвечает.

Она тянется к сердцу.

Она едва успевает дотронуться до раскалённого золота, когда сон обрывается.

Сойка ходит по комнате таверны взад-вперед. К сновидице было не попасть. Оскорблённая тем, как её использовали, заставив натрескаться колёс, та явно не торопилась снова ложиться. Но Сойке не терпелось поделиться увиденным.

Она даже попыталась высунуться в коридор и поймать своего спутника. Вдохнула было воздуха побольше, раздумывая, как сократить всю историю до пары предложений и поскорее перейти к описанию последних событий — а потом взглянула в расслабленные жёлтые глаза, как всегда лучащиеся отборным непониманием, и оборвала неначатый рассказ.

Вернулась к себе и уселась на кровать.

Стала придумывать: как бы прошёл её разговор с сновидицей, если бы та не заперлась в своей яви.

«Она бы опять спросила, довольна ли я», — думает Сойка и не может подавить раздражение.