Карельская тропка

Получилось такое же и в 1969 году. Опять я накаркал беду, да так, что лишилась Шуя всех своих прежних охот…

Поселился я тогда на острове среди озера в небольшой карельской деревушке. Озеро было глубокое, малокормное для уток, и только залив у нашего острова густо порос тростником и мог принять в свои заросли три-четыре утиных выводка. О том, что утки ведутся в заливе и в этот год, местные жители узнавали почти сразу, как только утята выпрыгивали из гнезда в воду. Тут же эти пушистые, новорожденные птенцы вместе с матерью-руководителем показывались у края тростника, а чуть позже смело разгуливали и по воде, и по берегу у самых лодок. И надо отдать должное коренным жителям карельской деревушки — вели они себя с великим достоинством и доверие животных уважали. Не видел я здесь ни разу, чтобы хоть какой малый пацан шугнул этих «своих» уток прутом, не слышал никогда, чтобы кто-то с утробной страстью мечтал: «Подрастут, пожиреют, а там и приберем в котел…»

Нет, не было ничего такого. И даже больше: узнав, что есть у меня желание помогать всему живому, просили меня старики и старухи заступиться за доверчивую тварь и не дать ее расстрелять охотникам здесь у деревни, где она родилась и выросла, где велась с самой весны.

Понимал я чувства этих добрых людей, с понятием отнесся и к просьбе местных мальчишек-юношей. Явились эти мальчишки-юноши ко мне, смущаясь, назвали меня по имени и отчеству и выразили свою просьбу. Просили они. меня попугать уток перед самой охотой, то есть пойти к заливу, взять ружье и холостыми выстрелами разогнать выводки до прибытия лихих стрелков, обучить уток бояться выстрела. Мол, только попугайте их, они и уйдут на лесные озера.

Обещал я своим юным друзьям сделать все, чтобы спасти наших уток, обещал и распугать в крайнем случае, но до этого, думалось мне, надо бы обратиться в республиканскую госохотинспекцию и просить, чтобы на открытие охоты прибыл на озеро человек, которому поручено следить за проведением охоты. Было у меня основание для такой просьбы. Дома деревушки стояли у самого залива, на берегу залива все время были люди, сам залив был мал и узок — с одного его берега на другой по летнему времени можно было перебросить камень. Так что любая, даже самая мелкая, дробь была опасна для деревушки. Словом, надеялся я, что приравняют пальбу в нашем заливе к стрельбе в населенном пункте и пальбу в заливе запретят.

Так, наверное, все оно и было бы, если бы добралось мое письмо до Петрозаводска. Написал я такое письмо в охотинспекцию и стал ждать почтальона. Почту доставляли нам два раза в неделю и два раза в неделю увозили почту от нас. Почтальон привозил письма, газеты, ночевал здесь, а на утро, собрав наши послания, отправлялся в обратную дорогу.

Дождался я почтальона, вручил ему свое письмо, принял от него газеты и только развернул республиканскую газету — так и ахнул… Говорилось в этой газете о том, что вокруг столицы Карелии, города Петрозаводска, устанавливается «зеленая зона», где всякая охота раз и навсегда запрещается. Вошли в эту «зеленую зону» и наш остров и наша деревушка, и наш залив. Пришлось мне снова идти к почтальону и брать назад свое письмо. Выходит, опять я накаркал беду, да еще какую…

Обиделись на меня шуйские охотники, а когда оповестил я своих знакомых охотников, что беру на себя, согласно правам и обязанностям охотинспектора, охрану и нашего острова, и Шуйских полей, и Логмозера, то обида стала перерастать в тихую ненависть, и приходилось мне порой вести трудные разговоры. Храня в нагрудном кармане куртки красную книжечку общественного охотинспектора, не думал я вовсе о том, чтобы уличить и наказать за браконьерство как можно больше разбойных стрелков. Всех шуйских охотников знал я по имени и оповестил каждого о своем намерении карать браконьерство в «зеленой зоне». И надеялся я, что это предупреждение сделает больше, чем тайные слежки за охотником, идущим на нарушение закона. Так оно и получилось — ни разу не пришлось мне уличать в преступлении знакомых охотников. Что здесь сказалось? Боязнь? Вряд ли: шуйские охотники люди смелые. А может, помогло своеобразное уважение моего «таланта» накаркать любую «беду»?.. Кто его знает…

К сожалению, иные наезжие охотники о моем «таланте» не знали, не знали и о моем существовании, а потому встречи с такими пришлыми стрелками проходили обычно крайне натянуто.

Первый разбойный выстрел прогремел над нашим озером в день открытия охоты. К острову подскочила легкая моторная лодка с двумя сильными моторами на транце, лодка ворвалась в стайку уток, взбрехнула двумя хлесткими дуплетами и кинулась в погоню за подранком, бьющим крыльями по воде. На лодке не было номеров, у меня не было моторной лодки и выяснить личность преступников не удалось.