Карельская тропка

Но через день на берег нашего залива пожаловала группа туристов, официально приписанных к турбазе «Косолма». Туристам после сытой и теплой жизни на турбазе полагалось провести на берегу озера холодную ночевку и пропитаться вечером и утром лишь тем, что сами сварят на костре. Конечно, продукты у туристов были, да и не будь продуктов, не спасли бы многочисленный отряд от голода две-три утки. Но вот беда — у инструктора базы, который привел туристов, было ружье. Инструктор был человеком бойким, жаждущим славы на любом поприще, и как тут ни покрасоваться, как ни укрепить свою инструкторскую славу еще и удачным выстрелом по утке, взлетевшей свечой из кустов. И откуда знать туристам, что простой это выстрел, доступный каждому начинающему стрелку…

Как взлетела утка из тростника, я не видел, но выстрел слышал. Утка улетела, а инструктору турбазы пришлось объясняться: мол, не знал он ни о какой «зеленой зоне», мол, даже начальник турбазы посоветовал ему взять в поход ружье и что если «зеленая зона» существует, то он теперь сам будет жестоко наказывать каждого провинившегося…

Как я жалел потом, что не остановил тогда этого лихого стрелка, что поверил ему и только попросил запомнить, где проходит граница «зеленой зоны». Не знал я тогда, что имя этого инструктора будет встречаться мне всюду, где появится хоть малая возможность что-то урвать у леса, у озера. Правда, в моих «подшефных» угодьях этот непорядочный стрелок почти не показывался, но мне стало спокойнее и легче лишь после того, как бывший инструктор турбазы уволился и куда-то уехал.

В первый год, когда установили вокруг города «зеленую зону», уток, что велись около деревушки, удалось спасти, удалось не пустить в залив ни одного стрелка. И радостно было у меня на душе, когда шли в наш тихий залив на кормежку, на отдых и другие утки, шли смело, уверенно, видя своих подруг, беспечно плавающих около самых лодок. А вот нашего медведя мы не уберегли и даже не узнали, кто остановил мирные тропы этого лесного жителя…

Была у этого медведя своя добрая история. Жил он неподалеку от нашей деревушки, бродил по нашим покосам и ягодникам, и видел или слышал его всякий, кто шел за чем-либо в лес. И так привыкли к этому медведю-соседу жители деревушки, что не боялся его решительно никто.

Был этот медведь не велик, и, кажется, не собирался матереть, подниматься в весе и росте. Так бы и бродить этому зверю по нашему лесу, не мешать людям, веселить лес своим присутствием, но случилось набрести на него каким-то охотникам.

Уж за чем пошли в лес эти люди, никто из нас так и не узнал. Правда, мотоцикл их видели, но не догадался никто запомнить номер машины. А потом вдруг услышали выстрелы напротив деревушки на самом берегу залива. Выстрелы трещали часто. Кто-то утверждал, что выстрелов было семь, кто-то прибавлял к этому числу еще один выстрел. Потом слышали, как взревел мотоцикл, как с глухим рыком выкатил этот мотоцикл в гору, а там и скрылся…

Был я в это время на озере, ловил рыбу. Ловился небольшой окунек, но ловился споро. Забылся я на воде и первые выстрелы то ли не слышал, то ли не принял их за беду. Но пальба продолжалась, и догадался я, что в деревне случилось что-то неладное. Бросил удочки, вогнал лодку с ходу в берег и кинулся к заливу. Но поздно.

Рассказали мне, как было дело, да и сам я по следам зверя, людей, мотоцикла, по следам крови догадался, где именно и как расстреливали нашего медведя.

Медведя в лесу, видимо, ранили. И он, глупый, вместо того, чтобы укатить в самую чащу или, поднявшись на дыбы, пойти на врагов, не придумал ничего иного, как кинуться по дороге из леса к нашей деревне…

Что заставило зверя бежать к нам, к людям? Попал ли он на эту дорогу случайно? Или, может быть, были мы, его соседи, для него чем-то большим?.. Если бы успел наш медведь добежать хотя бы до дамбы, если бы успел преодолеть эти последние сто — сто пятьдесят метров от сарая-хранилища до открытого места, был бы он спасен: не сунулись бы в самую деревню никакие охотники. Но путь медведя успели обойти, отрезать и перехватили нашего зверя у самого хранилища. Здесь-то и трещали один за другим семь или восемь выстрелов, бегали за медведем вокруг хранилища, как за бараном или за поросенком, и щелкали, щелкали раз за разом из какого-то скорострельного оружия.

Потом нашего медведя погрузили в коляску мотоцикла и куда-то увезли.

Тяжело пережила деревня все происшедшее. Мужики молчали, а бабы, без конца повторяя: «Вот ведь зверь, а умный какой — к нам спасаться шел…» — качали головами, будто только что приняли весть о покойнике, которого при жизни хорошо знали.

Такие быстрые охотники на мотоциклах и машинах в наших краях нет-нет да и появлялись, но после двух-трех объяснений со мной приутихли, и до поздней осени никаких стрелков около нашей деревни я не встречал. Так уж получается — прознает один, другой стрелок, что не ждет его в таком-то краю ничего хорошего, пойдет эта новость быстро и широко по другим стрелкам, и станут тебя обходить, не заглянут лишний раз.