КАРЬЕРА

всего лишь три страницы, «Джор-нал» посвятил истории

половину полосы. Последний параграф содержал по-

настоящему «жареные» факты:

«По словам нашего источника из компании „Компу-Уорлд", шокирующее известие о закрытии издания вызвало

некоторые волнения среди сотрудников журнала, тем более, что перед Рождеством мистер Клаус Креплин, главный

редактор компании „Клаус-Зандер-линг", заверил персонал

в стабильности существования будущего „Компу-Уорлда".

Негодование, испытываемое в отношении мистера

Креплина, нашло выход в лице одного из руководителей

„Компу-Уордда", мистера Неда Аллена — регионального

директора по продажам рекламных площадей на

территории Северо-Запада. Узнав о закрытии журнала, мистер Аллен применил против германского руководителя

физическую силу. Против нападавшего не было выдвинуто

никаких обвинений».

Совершенно верно. Но, к счастью, в журнале не

упоминалось, что после нападения на Креплина в течение

двух минут я испытывал панический страх, думая, что

совершил убийство. К неподвижно простертому на полу

Креплину. изо рта (теперь уже без одного переднего зуба) и

носа которого фонтаном хлестала кровь, тотчас же

подскочило двое охранников.

Определив, что пострадавший потерял сознание, охрана

попыталась привести немца в чувство, прибегая к довольно

жестоким методам. Креплина хлестали по лицу, изо всех

сил трясли за плечи, кричали ему в левое ухо. Затем

охранница попыталась прощупать пульс.

— О боже, сердцебиения нет! — заверещала баба и

принялась за непрямой массаж сердца, тыча Креплину

кулаком в грудь. С громким стоном пострадавший пришел в

себя и с неудовольствием отметил, что у него сломана пара

ребер.

Вызвали копов. Пока дожидались полиции, Ло-ренцо

наручниками пристегнул меня к креслу (хорошо, что парню

хватило благородства не приковывать меня за

свежесломанную правую руку).

Сперва прибыли два санитара. Пока Креплина грузили на

каталку и увозили, тот безостановочно, громогласно стонал.

Когда Клауса увезли, я спросил Лоренцо, не расстегнет ли

он наручники.

— Прости, друг. Работа такая, — извинился охранник, затем нагнулся и прошептал: — Слушай, дам небольшой

совет. В следующий раз, если захочешь кого-нибудь

вырубить, бей пястью. Максимальный урон для противника, минимум — тебе. Ударишь сжатым кулаком — обоих

отвезут в травматологию.

Наконец показались полицейские. Меня отправили в город

в патрульной машине.

В участке составили протокол с обвинением в нападении.

Кроме того, позволили сделать один телефонный звонок.

Слава богу, Лиззи оказалась на месте. После рассказа о том, где я (и как сюда попал), жена попросту потеряла дар речи.

Но в участок приехала меньше, чем за полчаса. Вошла в

«обезьянник», где меня держали, обняла и сообщила, что

адвокат уже едет.

Офицер, оформлявший протокол, говорил по телефону.

Положив трубку, повернулся к нам и сказал:

— Забудьте про адвоката. Для вас есть новости, приятные

во всех смыслах. Потерпевший в порядке. Побит, лишился

переднего зуба, но внутренних травм нет, просто отшибли

пару ребер. В общем, адвокат сказал: обвинение против вас

выдвигать не станут. Думаю, парень, можешь двигать

отсюда.

Лиззи помогла мне подняться на ноги, а коп добавил:

— Бесплатный совет. Когда в следующий раз захочешь

навалять какому-нибудь гаду, то не будь идиотом, не бей

сжатым кулаком...

И тут в голове у меня помутилось.

Очнулся я, лежа на больничной каталке, в реанимации.

Рядом стоял врач в белом халате. С рентгеновским снимком

в руке.

— С возвращением, — поздравил он. — Хотите увидеть, что сделали со своей рукой?

Врач поднес к моему лицу снимок и указал на тонкие кости

нескольких пальцев. Приспосабливаясь к больничному

свету, мне пришлось прищуриться, чтобы разглядеть

изображение.

— Вы повредили четвертые фаланги на указательном,

среднем и безымянном пальцах. Впервые вижу кости в

подобном состоянии. Наверняка били сжатым кулаком...

— Скажите, перелом серьезен, доктор... э-э...

— Хардинг. Джефф Хардинг. Практикующий ортопед-

травматолог. Будь вы гастролирующим пианистом —

карьере пришел бы конец. В вашем случае придется лишь

походить два — два с половиной месяца с эластичной

перевязью.

Больницу я покинул через час. Сидя в такси, по дороге в

город, сказал Лиззи:

— Теперь уже никто, никогда не захочет дать мне работу!

— Нед, пожалуйста! Ты — в шоке, тебя накачали

болеутоляющим, так что последствия кажутся

страшноватыми... но всё образуется.

Лиззи оказалась права. Таблетки действовали так сильно, что выходные пронеслись, будто в тумане. В редкие

моменты прояснения я громогласно сетовал о загубленной

карьере. Лиззи приходилось утешать и заверять меня: все

образуется. Так что вечером в воскресенье я даже смог

ответить на пару телефонных звонков. Первым позвонил

Фил Сирио:

— Босс, я знаю, ты сейчас дома, на поправке, но тут

прошел слух о том, что ты сделал, и я хочу сказать: ты —

просто красавчик!

— Спасибо, Фил.

— Конечно, не надо было бить сжатым...

— Знаю, знаю. Как ты после перемен?

— Ну, на нервах малость, конечно. Тем более при таких

делах с нашими бонусами... Я в пролете на четырнадцать

тысяч.

— Ухты...

— Всем досталось. Не мне одному.

— Так что будешь делать?