Читаем Карибские дневники Аарона Томаса, 1798 - 1799 полностью

- Очень огорчительный случай произошел сейчас со мной на квартердеке. Трое младших офицеров подошли ко мне и сказали, что у вас есть джин на продажу. Они хотели, чтобы я дал свое разрешение на него; объясните, откуда они узнали, что у вас есть джин на продажу.

А.Т.:

- Я им не говорил. Могу объяснить только тем, что люди, вынужденные столь тесниться в замкнутом пространстве, имеют немного новых тем для разговора, пока ходят в море. Когда появляется хоть небольшая причина для разговора, пусть самая пустячная, любая живая душа на корабле узнаёт о ней.

Капитан:

- Я полагал, что говорил не отпускать никакого джина людям без разрешения с квартердека.

А.Т.:

- Истинно так, сэр. И поскольку младшие офицеры пришли к вам за разрешением до того, как я объявил об этом, вы можете видеть, сэр, что я полностью следую вашим инструкциям на этот счет.

Капитан:

- Прошу, скажите, сколько осталось ящиков джина.

А.Т.:

- Два, сэр. Один вчера забрал мистер Спенс.

Капитан:

- Запишите их на мой счет. Я заплачу вам за них; если корабль вернется домой в октябре или в мае, то, возможно. использую их сам.

А.Т.:

- Они придутся очень кстати для нашего перехода, сэр.

Капитан:

- Никогда больше не приносите никакого джина на борт.

А.Т.:

— Ни в коем случае, сэр. Мне был ненавистен один вид этих ящиков. Каждый раз, когда я видел их, мне чудилась зажженная свеча на бочонке с порохом, хотя я прекрасно знал, что они не слишком горючи и могут разве что подкатиться и ударить по голени.

Капитан:

— Почему вы подвергаете себя угрозе трибунала за неповиновение приказам, касающихся проноса этого джина на борт для перевоза?

А.Т.:

— Я и сам думаю так, сэр, но если вы захотите меня как-нибудь наказать, то это будет действительно тяжко, сэр. Это будет похоже на то, как если бы Его Величество захотел покарать одного из двух своих Архиепископов за жестокое предписание своей епархии решительно повиноваться Десяти Заповедям, поскольку я — лютый враг пьянства, это то, что мне пришлось изучать так долго, и я смею верить, что знаю причину его появления на флоте.

Поскольку за прошедшие пять лет, пока я служил на пяти военных кораблях, мне довелось скрупулезно изучить истинную причину пьянства среди моряков. В моих записях приведены истории семисот пятидесяти шести законченных пьяниц, которых я встретил на этих пяти кораблях. Большинство из них пили джин с колыбели, в Лондоне или каком ином месте, откуда они отправились в море. Мои записи — триста девяносто два листа о пьянстве, его зарождении, развитии, конфирмации и конце, с самой изысканной проповедью о зле выпивки в заключении. Таким образом, я считаю, что собрал больше подробностей о пьянстве и записал больше фактов против него, чем кто-либо ныне живущий. Таким образом, если это утверждение истинно, то я верю, что Бог оправдает меня, как человека, которого с пьяницами роднит только это, и если Бог оправдает меня, то в самом деле, сэр, какой же капитан или адмирал в этом мире сможет меня обвинить?

Капитан:

— Если я решу, что вы продаете джин людям, я буду очень зол.

А.Т.:

— И сие будет справедливо, если я заслужу это, сэр.

Капитан:

— Вы распорядились нанкой, которую купили на Сен-Бартелеми?

А.Т.:

— Да, сэр, и смог бы продать еще сто отрезов, если бы они у меня были.

Капитан:

— Принести нанку на борт — дело более благопристойное, чем принести так много ящиков с джином.

А.Т.:

— Хотел бы я никогда не приносить этого джина, но я так долго был без денег... Мне нужны были деньги.

Капитан:

— И зачем бы они вам были нужны?

А.Т.:

— Купить на них туфли, когда я в последний раз был в Форт-Ройале.

Капитан:

— Для морского перехода?

А.Т.:

— Нет, сэр, не для перехода.

Капитан:

— Тогда зачем вам нужны туфли? Сделать из них сладкий соус?

А.Т.:

— Нет, сэр. Я хотел продать их команде.

Капитан:

— Так это и называется для перехода, и никак иначе.

А.Т.:

— Истинно так, сэр, для перехода. Но я подумал, что вы подразумеваете, будто я хочу их перевезти с Мартиники на Сен-Китс, чтобы продать их в какую-нибудь лавку Бастера. Сейчас они немного дешевле в Форт-Ройале, чем такие же на Сен-Китсе.

Капитан:

— Вы так упрямы, что вас нельзя понять.

А.Т.:

— Тогда вам стоит запастись терпением, чтобы выслушать меня, сэр. С должной признательностью, сэр, я воспользуюсь возможностью поблагодарить вас за все милости, которые вы мне жаловали, и тогда спрошу вас, не будете ли вы так добры указать мне, какие товары я могу продавать команде и каким именно образом?

Капитан:

— Вы можете продавать туфли, платки, рубашки, парусину, чулки, нанку и тому подобное, но вы должны продавать их только в гавани, чтобы люди, которым не нравятся ваши товары, могли купить что-то иное на берегу и таким образом удовлетвориться этим. И никоим образом я не имею в виду, чтобы только вы торговали на корабле. Галантерейщики должны допускаться на корабль со своими товарами, как обычно. И также вы должны продавать свои вещи по низкой цене.

А.Т.:

— Я продаю очень дешево, беру всего шесть пенсов за пару туфель.

Капитан:

— И получаете неплохую выгоду. Немногие сапожники в Англии продают пару туфель за шесть пенсов.

А.Т.:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Зеленый свет
Зеленый свет

Впервые на русском – одно из главных книжных событий 2020 года, «Зеленый свет» знаменитого Мэттью Макконахи (лауреат «Оскара» за главную мужскую роль в фильме «Далласский клуб покупателей», Раст Коул в сериале «Настоящий детектив», Микки Пирсон в «Джентльменах» Гая Ричи) – отчасти иллюстрированная автобиография, отчасти учебник жизни. Став на рубеже веков звездой романтических комедий, Макконахи решил переломить судьбу и реализоваться как серьезный драматический актер. Он рассказывает о том, чего ему стоило это решение – и другие судьбоносные решения в его жизни: уехать после школы на год в Австралию, сменить юридический факультет на институт кинематографии, три года прожить на колесах, путешествуя от одной съемочной площадки к другой на автотрейлере в компании дворняги по кличке Мисс Хад, и главное – заслужить уважение отца… Итак, слово – автору: «Тридцать пять лет я осмысливал, вспоминал, распознавал, собирал и записывал то, что меня восхищало или помогало мне на жизненном пути. Как быть честным. Как избежать стресса. Как радоваться жизни. Как не обижать людей. Как не обижаться самому. Как быть хорошим. Как добиваться желаемого. Как обрести смысл жизни. Как быть собой».Дополнительно после приобретения книга будет доступна в формате epub.Больше интересных фактов об этой книге читайте в ЛитРес: Журнале

Мэттью Макконахи

Биографии и Мемуары / Публицистика
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное