Карибские дневники Аарона Томаса, 1798 - 1799

— Эта тварюшка — сказал я, — знает, где вы слаще всего. Что до меня, думаю, она хочет свить гнездо в моем черепе.

«Обдуманное положение о работе и земледелии» или «Обдуманное положение о рабочих и земледельцах» преподобного Дэвида Дэвиса[1] есть у Робинсона на Патерностер Роу[2]. Цена — полгинеи.

Фургон ценней кареты, рубаха из пеньковой ткани лучше, чем из батиста. Ломовая лошадь полезней, чем самый быстрый рысак. Карета, батист и рысак нужны лишь для роскоши. Следовательно, с точки зрения нашей промышленности они бесполезны.

Никогда не останавливайся в таверне и не ходи в магазин, если видишь, что владелец носит новенькое платье из высококачественной ткани. Если отдашься в руки этих дважды и трижды высококачественных джентльменов, то можешь быть уверен, они взыщут с тебя немало денег, чтобы ты потратил их в высококачественной манере. На свете много таверн и магазинов, чьи хозяева довольствуются подержанным платьем.

Сорняки в поле растут так же вольно, как и пшеница. Хищные рыбы плавают в море свободно, равно как мирные твари. Белка бродит по лесу так же уверенно, как и лиса. Коноплянка парит в воздухе на тех же правах, что и орел. Причащаться со злом — это зло, но соприкасаться с грешником в вещах не грешных — не может быть грехом.

Рис появился в обеих Каролинах, благодаря индийскому кораблю, груженому рисом. Он разбился у берега, и приливом рис разбросало по окрестностям. Он пророс, и местные жители поняли, что их почва пригодна для этого растения, и принялись его выращивать. Рис раньше рос на юге Франции, но старое правительство запретило его растить под предлогом, что растение оскорбляет взгляд. Миланцы, которые ухаживают за рисовыми полями, жалуются на отечность и отличаются прожорливостью. Египет раньше выращивал огромные количество риса, но теперь им это не позволено.

В Вирджинии две с половиной тысячи ростков табака дают тысячу фунтов табака. И за всеми этими ростками может ухаживать один человек.

Я вижу по саду моего соседа, что он возделывает его лучше меня. Но я не должен подражать ему, потому что это будет значить, что я признал его мудрей себя.

Рисовые поля очень плодородны: за год можно снять урожай дважды. В среднем, один акр земли дает девять бушелей риса в год.

Картофель — несомненно, очень питательный продукт. Посмотрите на ирландцев в их стране, как они сильны и крепки. А ведь картофель — их основное блюдо. Акр картошки приносит шесть тысяч фунтов, а возделывать его куда как проще, чем акр пшеницы. Не вижу причин, почему бы картофелю не стать основным блюдом и в Англии, подобно рису в иных странах, где растят рис.

Я полагаю, что Ирландия и Америка единственные страны во всем мире, которые экспортируют мясо домашнего скота.

Мне говорят, что разносчикам писем на почте Ломбард-стрит платят не больше 14 фунтов в неделю, и все же порой этим людям доверяют банкноты и чеки в письмах на суммы восемь или девять тысяч фунтов; подобное дозволение — огромное несоответствие между доверием и жалованием.

На острове Сен-Пьер мне надо было зайти по делу к человеку по имени Лайон, что значит Лев. Я постучался в дверь его дома; она оказалась незапертой.

— Простите, — спросил я. — Мистер Лайон дома?

— Нет, — ответил мне раздосадованный человек (он указал на женщину, стоявшую за ним, казавшуюся воплощением недовольства), — Нет, сэр, его дома нет, но здесь есть Львица, и она перед вами. Она только что сорвалась с цепи, но, если вы обратитесь к ней вежливо, она вам ответит.

Я вошел и, к своему удовлетворению, разобрался с делами. Оказалось, что этот человек ссорился с миссис Лайон.

Не то, чтобы для меня это была редкость, но в июне 1796 года я решил расстаться со своим слугой на «Бостоне»[3] и решил рассказать капитану о причинах, побудивших меня к этому:

"В нем есть что-то от мула, пса и лиса. От пса, потому что он поднимает вой, когда на него смотрят. От лиса, потому что он лукав, но в нем нет лисьей бессовествности. От мула, потому что, если с ним заговорить, он будет стоять угрюмо и тихо и выглядеть, как дикое яблоко, плавающее в ведре с уксусом".

Но я оставил его у себя до апреля 1797 года, когда покинул корабль сам. За несколько месяцев мое мнение об этой личности, УУ[4], так переменилось, что теперь он есть в моем завещании.

Пьяница шатается, как тростник в ветреный день.

Графтон говорит, что сельский викарий с доходом сорок фунтов в год, который пьет по джиллу[5] вина в день, должен бы платить налог — три фунта в год. А если бы он выпивал три пинты эля за день, то ежегодно должен бы доплачивать еще три фунта сверх того.

Мистер Питт[6] сказал, что что мы должны увеличить бюджет в 1796 году до 1 111 500 фунтов только для процентов за один год.

Мистер П. также говорил, что мы платим четыре фунта шестнадцать шиллингов шесть пенсов на каждые сто фунтов, позаимствованные на общественные нужды. Но сэр Ф.Б.[7] сказал, что общество явно платит по семь фунтов за каждую позаимствованную для него сотню фунтов.