Карл Маркс. Человек, изменивший мир. Жизнь. Идеалы. Утопия

В некотором контрасте с эмпирически ориентированным и предполагающим научный подход аналитическим марксизмом моральная пустыня 1980-х годов поневоле вызвала новый интерес к вопросу о марксизме и этике. Возвращаясь к темам, с которых австрийский философ Ойген Каменка начал дискуссию о молодом Марксе в 1962 году [10], Стивен Льюкс в 1983 году выпустил книгу «Марксизм и мораль» (Marxism and Morality), в которой доказывал, что Маркс проводит резкое различие между осуждением гражданских прав в буржуазном Rechte[185] и освободительной моралью коммунистического общества, в котором будет царить гармония и исчезнет необходимость в законе [11]. Джордж Бренкерт в своей работе «Этика свободы Маркса» (Marx’s Еthics of Freedom) и Аллен Вуд в книге «Карл Маркс» сделали аналогичный акцент на основных ценностях свободы и самоосвобождения [12]. Льюкс, в частности, считает взгляды Маркса слишком романтичными: напротив, прослеживание идей Маркса до Аристотеля в работе Скотта Мейкла «Эссенциализм в мысли Карла Маркса» (Essentialism in the Thought of Karl Marx) и недавно в работе Филипа Кейна показало, что для Маркса наши ценности заложены в нашей сущности и что стремление Маркса к эмансипации не делает его «перфекционистом» [13]. Более специфическая область того же поля – недавняя дискуссия о Марксе и справедливости. Так, один из ее ведущих участников утверждает, что Маркс выносит трансисторические моральные суждения, но в то же время заявляет, что принципы справедливости специфичны для каждого общества и не могут быть использованы для оценки справедливости или ее отсутствия в других обществах [14]. Льюкс и Вуд, напротив, утверждают, что неприятие Марксом капитализма основывается на таких ценностях, как самореализация и свобода, которые отличаются от концепции справедливости, основанной на трансцендентных, вечных принципах [15].

Наконец, какое влияние оказало на изучение Маркса и марксизма самое важное политическое событие последних лет – крах коммунистических режимов в Советском Союзе и Восточной Европе? Пока что не слишком большое. Есть те (и я в их числе), кто утверждает, что, каким бы он ни был, советский эксперимент не был воплощением идей Маркса. В панорамном взгляде Маркса на историю социализм сидел на плечах капитализма, и 70-летняя история Советского Союза могла рассматриваться как своего рода сокращенная дорога развития, на которой более низкий рост производительных сил на Западе воспринимался в увеличении и гибель которой мучительно возвратила Россию в русло мировой истории [16]. Те, кто придерживался несколько более узких взглядов и всегда утверждал, что СССР и его сателлиты на самом деле были капиталистическими обществами (хотя и государственными), могли с полным основанием утверждать, что те же самые старые люди по-прежнему владели и контролировали силы производства, только теперь они называли себя директорами капиталистических предприятий, а не коммунистическими аппаратчиками [17]. Тем не менее верно, что марксизм в целом не внес сколько-нибудь заметного вклада в анализ краха коммунизма. Причина этого очевидна: интеллектуальная сила работы Маркса заключалась в его критике капитализма, а концептуальная структура его работы означала, что она была плохо приспособлена для работы с обществами, не являющимися явно капиталистическими [18].

Как же выглядит марксоведение сейчас? Некоторые, возможно, будут склонны повторить размышления самого Маркса, перечитавшего «Положение рабочего класса» Энгельса 20 лет спустя, когда он трудился над ранними черновиками «Капитала»: «Я снова прочитал вашу книгу и понял, что не молодею. Какая сила, какая язвительность и какая страсть двигали вами в те дни! То было время, когда вас не беспокоили академические оговорки! Это были дни, когда вы давали читателю почувствовать, что ваша теория окрепнет, если не завтра, то, во всяком случае, послезавтра. И все же именно эта иллюзия придавала всей работе человеческое тепло и особый настрой, из-за которых наши более поздние работы, где черное и белое превратилось в серое на сером, кажутся просто отвратительными» [19]. Хотя радостное и полное уверенности в будущем утро 1860-х вряд ли вернется, будущее исследований Маркса и марксизма точно не будет сплошь серым-серо. Этот подход по-прежнему (как всегда и до Маркса) лучше истолковывает мир, чем изменяет его. Но мнение Фрэнсиса Фукуямы, высказанное 20 лет назад, о том, что нет ничего лучше либерального капитализма, кажется все менее актуальным.