Приближаясь к завершению своей статьи, Маркс ввел развязку вопросом: «Так в чем же заключается действительная возможность освобождения Германии?» Его ответ был таков: «…в формировании класса, радикально опутанного цепями, класса в гражданском обществе, который не является классом гражданского общества, в формировании социальной группы, которая является распадом всех социальных групп, в формировании сферы, которая имеет универсальный характер из-за своих универсальных страданий и не претендует ни на какое конкретное право, потому что она является объектом не конкретной несправедливости, а несправедливости вообще. Этот класс уже не может претендовать на исторический, а только на человеческий статус. Он не находится в односторонней оппозиции к последствиям немецкого политического режима; он находится в полной оппозиции к его предпосылкам. Это, наконец, сфера, которая не может эмансипироваться, не эмансипировав себя от всех других сфер общества и тем самым не эмансипировав сами эти другие сферы. Одним словом, это полная утрата человечности, которая может восстановиться только путем полного высвобождения человечности. Это распадение общества как особого класса и есть пролетариат» [87].
Этот отрывок поднимает очевидный и крайне важный вопрос о причинах внезапной приверженности Маркса делу пролетариата. Некоторые утверждают, что описание пролетариата у Маркса неэмпирическое и что его конечным источником надлежит считать философию Гегеля. Например, утверждается, что «понимание всемирно-исторической роли пролетариата достигается чисто умозрительно, путем обращения вспять связи, которую Гегель установил между различными формами объективного духа» [88]. Другие утверждают, что идеи Гегеля в основе своей принадлежали немецкому протестанту, и поэтому основополагающей схемой Маркса здесь была христианская концепция спасения – пролетариат играл роль страдающего раба Исаии: «Через Гегеля молодой Маркс, несомненно бессознательно, связывается с сотериологической[54]
схемой, лежащей в основе иудеохристианской традиции: идея коллективного спасения, обретаемого определенной группой, тема спасительной обездоленности, противопоставление порабощающей несправедливости и освобождающей щедрости. Пролетариат, несущий всеобщее спасение, играет роль, аналогичную роли мессианской общины или личного спасителя в библейском Откровении» [89]. Или еще более определенно: «То, что универсальности пролетариата звучит эхоВсе эти интерпретации ошибочны – по крайней мере, как попытки исчерпывающего объяснения. Провозглашение Марксом ключевой роли пролетариата было современным приложением результатов анализа Французской революции, изложенного ранее в его статье, в которой он писал о том, что определенная социальная среда «должна рассматриваться как результат отъявленного преступления всего общества, так что освобождение этой прослойки представляется как всеобщее самоосвобождение» [91]. Пролетариат теперь занимал то же положение, что и французская буржуазия в 1789 году. Именно пролетариат мог повторить слова аббата Сийеса: «Я – ничто, и я должен быть всем». Таким образом, из контекста видно, что Маркс в своих рассуждениях о роли пролетариата опирался на изучение Французской революции, каким бы языком он ни изъяснялся в младогегельянской журналистике.
К данной исторической базе добавилась дистилляция современных французских социалистических идей. Уже три месяца Маркс жил и работал с видными социалистами в Париже. Взгляд на пролетариат, изложенный в его статье, не был уникальным даже в младогегельянских кругах, но в Париже был, конечно, общепринятым [92]. Внезапная поддержка Марксом пролетарского дела может быть напрямую связана (как и другими ранними немецкими коммунистами, такими как Вейтлинг и Гесс) с его непосредственными контактами с социалистическими интеллектуалами во Франции. Вместо того чтобы редактировать газету для рейнской буржуазии или сидеть в своем кабинете в Кройцнахе, он теперь находился в самом центре социалистической мысли и действия. Он жил в одном доме с Жерменом Маурером, одним из лидеров Союза справедливых, чьи собрания часто посещал. С октября 1843 года Маркс дышал атмосферой социализма. Неудивительно, что окружение оказало на него быстрое влияние [93].