Соответственно с этим в современном рабочем движении уже рано обнаружилась интернациональная тенденция. То, что буржуазному рассудку, забаррикадированному интересами наживы, казалось только непатриотичным, а также недостатком образования и понимания, то явилось жизненным условием пролетарской освободительной борьбы. Но хотя эта борьба должна и может разрешить постоянное раздвоение между национальным и интернациональным устремлением, среди которых постоянно извивается буржуазия, все же она не владеет волшебной палочкой и не может сразу превратить тяжелый и крутой подъем в гладкую и ровную дорогу. Современному рабочему классу приходится бороться в условиях, поставленных ему историческим развитием; их нельзя разбить одним могучим натиском, а можно лишь преодолеть, понимая их в смысле гегелевского выражения: «понять значит преодолеть».
Такое понимание, однако, в высшей степени затруднялось тем, что начало европейского рабочего движения, в котором уже сразу обнаружилось его интернациональное устремление, часто совпадало и скрещивалось с созданием великих национальных государств именно посредством капиталистического способа производства. Через несколько недель после того, как Коммунистический манифест возвестил о необходимости объединения пролетариата всех культурных стран, как необходимого условия его освобождения, разразилась революция 1848 г.; в Англии и Франции она уже противопоставила друг другу буржуазию и пролетариат, как две враждебные силы, но в Германии и в Италии она еще только вызвала борьбу за национальную независимость. Правда, пролетариат, поскольку он уже активно проявлял себя, верно понял тогда, что эта борьба за независимость, если и не является ни в каком случае его конечной целью, все же служит этапом на пути к достижению этой цели; он выставил самых отважных борцов для национального движения в Германии и Италии, и нигде эти движения не встречали большего содействия, чем в «Новой рейнской газете», издававшейся авторами Коммунистического манифеста. Национальная борьба, однако, естественно отодвинула назад интернациональную идею, в особенности после того, как немецкая и итальянская буржуазия начала искать помощи реакционных штыков. В Италии стали организовываться вспомогательные союзы рабочих под знаменем Маццини, отнюдь не социалистическим, но все же республиканским; а в более развитой Германии, где рабочим уже со времени Вейтлинга не было чуждо сознание интернациональной общности их дела, именно из-за национального вопроса возникла почти десятилетняя братская война.
Иначе обстояло дело во Франции и в Англии, где национальное единство было давно уже прочно обеспечено, когда началось рабочее движение. Там уже в домартовское время живо ощущалось интернациональное течение. Париж считался главным центром европейской революции, а Лондон был столицей мирового рынка. Однако и тут интернациональное течение несколько отступило назад после поражений пролетариата.
Ужасное кровопускание июньских сражений ослабило французский пролетариат, а железный гнет бонапартовского деспотизма мешал развитию профессиональных и политических организаций пролетариата. Они распались на домартовские секты, из хаоса которых ясно проступали два более заметных течения: одно более революционное, другое — социалистическое. Первое примыкало к Бланки, который не имел социалистической программы в собственном смысле слова, а хотел завоевать политическую власть посредством смелого переворота, произведенного решительно действующим меньшинством. Второе, несравненно более сильное течение стояло под духовным влиянием Прудона, который отклонял пролетариат от политического движения своими меновыми банками для устройства безвозмездного кредита и другими доктринерскими экспериментами. Об этом течении Маркс говорил уже в своей книге «Восемнадцатое брюмера», что оно отказывается от мысли перевернуть старый мир его собственными громадными общими средствами, а пытается лишь достигнуть освобождения за спиною общества, так сказать, частным образом, оставаясь в пределах его тесно ограниченных условий существования.
Аналогичное во многих отношениях движение происходило и в английском рабочем классе после крушения чартизма. Великий утопист Оуэн был еще жив в престарелом возрасте, но его школа выродилась в религиозное свободомыслие. Наряду с этим возник христианский социализм Кингсли и Мориса; хотя его и не следует сваливать в одну кучу с его континентальными пародиями, но и он стоял вне всякой политической борьбы, ограничиваясь стремлениями образовательного и товарищеского характера. И даже профессиональные союзы, тред-юнионы, составлявшие преимущество Англии перед Францией, были равнодушны к политике и ограничивались удовлетворением своих ближайших потребностей, что им было облегчено лихорадочной промышленной деятельностью пятидесятых годов и преобладанием Англии на мировом рынке.