Карл Маркс. История жизни

Особенно шумно проявлялся прудонизм в «молодой Франции», проживавшей в Брюсселе или в Лондоне на положении эмигрантов. В феврале 1866 г. образовавшаяся в Лондоне французская секция вела резкую оппозицию против генерального совета за то, что он включил в программу женевского конгресса также и польский вопрос. Как можно думать о том, спрашивала она в духе Прудона, чтобы ослаблять влияние России посредством восстановления Польши, в тот момент, когда Россия освободила своих крепостных, а польская знать и духовенство все время отказываются предоставить свободу своим крепостным. Также и при начале немецкой войны французские члены Интернационала вели бесполезные споры с генеральным советом, доказывая, со своим «прудонистским штирнерианством», как выразился про них Маркс, что все национальности устарели и должны распасться на маленькие «группы», которые, в свою очередь, образуют «союз», но не государство. «И эта „индивидуализация“ человечества с сопровождающим ее „мутуализмом“ осуществится благодаря тому, что история во всех странах прекратится и весь свет будет ждать, пока люди не созреют для социальной революции. Тогда они сначала произведут такой опыт, а весь остальной мир, побежденный силой примера, пойдет по их следам». Такие насмешки Маркс направлял также и против своих «добрых друзей», Лафарга и Лонге, которые позднее сделались его зятьями, но вначале очень его злили, как «правоверные прудонисты».

Центр тяжести Интернационала все еще заключался в тредюнионах. Так смотрел на дело и Маркс: 15 января 1866 г. он в письме к Кугельману высказал свое удовлетворение тем, что удалось вовлечь в движение эту единственную действительно значительную организацию рабочих; особенную радость доставил ему огромный митинг, состоявшийся за несколько недель до того в Сент-Мартинс-Холле по поводу избирательной реформы и под духовным руководительством Интернационала. В марте 1866 г. либеральное министерство Гладстона внесло билль об избирательной реформе, который показался слишком радикальным даже некоторой части либеральной партии, и министерство пало вследствие отпадения этих членов. Оно заменилось консервативным министерством Дизраели, которое попыталось отложить в долгий ящик всю избирательную реформу, и тогда движение стало принимать бурные формы. 7 июля Маркс писал Энгельсу: «Демонстрации лондонских рабочих, баснословные в сравнении с теми, какие происходили в Англии в 1849 г., и они все являются делом рук Интернационала. Например, Люкрафт, предводитель демонстрантов Трафальгар-сквера, член нашего совета». На Трафальгар-сквере, где собралось 20 000 человек, Люкрафт созвал митинг в сад Уайтхолла, где «мы в свое время снесли голову одному из наших королей»; вслед за этим, на митинге в Гайд-парке, где собралось 60 000 человек, дело дошло почти до открытого восстания.

Тред-юнионы вполне признали заслуги Интернационала в этом движении, которое обошло почти всю страну. Конференция представителей всех тред-юнионов, собравшаяся в Шеффилде, постановила: «Выражая свою полную признательность интернациональной рабочей ассоциации за ее усилия объединить рабочих всех стран узами братства, конференция рекомендует самым настоятельным образом всем представленным здесь союзам примыкать к этой организации и убеждена, что это чрезвычайно важно для прогресса и для пользы всего рабочего класса». Вскоре затем к Интернационалу примкнул целый ряд профессиональных союзов, но эта великая морально-политическая победа не была в одинаковой степени и материальной. Примкнувшим к Интернационалу союзам было предоставлено по их усмотрению платить или не платить взносы, и, во всяком случае, взносы были очень скромные. Так, союз сапожников, насчитывавший 5000 членов, платил ежегодно пять фунтов, союз плотников с 9000 членами — два фунта, а союз каменщиков с 4000 членами — всего один фунт.

Марксу пришлось скоро убедиться, что в «движении в пользу реформы» снова обнаруживается «проклятый традиционный характер всех английских движений». Еще до создания Интернационала тред-юнионы примкнули к буржуазным радикалам из-за избирательной реформы. Эти отношения сделались еще более тесными, когда движение стало обещать осязательные плоды; «отступное», которое раньше отвергалось с негодованием, теперь рассматривалось как стоящий результат борьбы; Марксу однако недоставало в этом движении огненного духа старого чартизма. Он порицал неспособность англичан сразу заниматься двумя делами; чем сильнее подвигается вперед движение в пользу реформы, тем холоднее относятся лондонские вожди «к нашему внутреннему движению». «В Англии движение в пользу реформы, нами же порожденное, почти совершенно убило нас». Сильным препятствием к развитию движения явилось также отсутствие Маркса и невозможность его личного вмешательства ввиду его болезни и отъезда в Маргэт.