Карл Маркс как революционер и экономист. От рабочих кружков к незавершенному «Капиталу»

…В наших руках имеются доказательства, что этот человек получил деньги от Бонапарта не только для себя, но и для того, чтобы подкупать немцев для франко-русской пропаганды (29/497).

Все «доказательства», что он имел «в своих руках», – это слова Блинда на митинге у Уркарта.

Лассаль встревожился с самого начала, как только возникла эта неприглядная история. В октябре того же года Маркс сообщил ему определенно, что имел в виду наличие у Блинда доказательств против Фогта, а теперь должен был с ним порвать, так как тот не хочет брать на себя ответственность за листовку «Предостережение».

В ноябре Маркс пишет Лассалю большое письмо, где подробно излагается история с газетой «Фольк», противофогтовой статьей в ней, а также его версия о появлении на свет листовки «Предостережение» (29/507–511).

Эту-то версию и воспроизводит Меринг в своей книге, целиком полагаясь на слова Маркса (чего делать не следует ни в коем случае, но особенно когда речь идет о столь темном и нечистом деле, описанном адресату, который не пользовался особым доверием корреспондента, но мог бы быть полезным последнему как распространитель его заявлений в немецкой печати, каковой просьбой Маркса к Лассалю и заканчивается письмо).

И о блиндовской информации Маркс рассказал Бискампу случайно, и статейка появилась в «Фольк» без ведома Маркса, и листовку нашли в типографии в отсутствие Маркса, и послал ее Либкнехт в Аугсбург без ведома Маркса и т. д. Он ни при чем больше чем на 100 %. И влезает в эту возню, напрочь забросив любимую «политическую экономию».

Вот его мотив. Его отношения с аугсбургской «Альгемайне» – враждебные. Но в предстоящем процессе Фогта против газеты речь идет не о ссоре Фогта с газетой,

а о судебном решении по поводу отношений между бывшим германским имперским регентом Фогтом и французским императором Луи Бонапартом. Следовательно, по моему мнению, в данном случае для каждого немецкого революционера… речь идет не «о делах совершенно чуждой ему газеты», а об его собственных делах. Однако это дело вкуса… (29/499).

Почему отношения между Фогтом и французским императором (!) суть собственные дела каждого немецкого революционера? Потому что Фогт в 1848 г. занимал пост, называвшийся «регент Империи». Избытка логики в этом, честно говоря, мы не находим. Да и написано это в письме Либкнехту, которого они с Энгельсом между собою в тот период называли в основном ослом и болваном.

В те же дни он писал Энгельсу (7 ноября 1859 г.):

Я сведу Фогта и Блинда друг с другом, хотя бы мне пришлось тащить этих молодчиков на канате (29/407).

И Лассалю (14 ноября):

Что касается Фогта, то для нашей партии – в противоположность вульгарной демократии – важно заставить его поднять перчатку и сразиться с Блиндом. Оба эти господина, по-видимому, одинаково трусливо стараются держаться подальше друг от друга (29/512).

Удивительно серьезная причина, чтобы отложить свой научный труд, с которым было связано столько надежд политического и материального свойства. И еще: «для нашей партии…» Кажется, начинаются неотложные партийные дела.

Карл третий: Фогт

Тем временем Фогт проиграл свой процесс против аугсбургской «Альгемайне», но судебное решение было мотивировано небезупречно. Фогт, по выражению Меринга, оказался «в блеске двойного мученичества». К концу года вышла книга Фогта «Мой процесс против “Альгемайне Цайтунг”». Там, судя по всему, были подняты факты, сообщения и слухи начиная с 1848 г.

Подано все это было в виде дословной передачи материалов судебного слушания по иску Фогта против газеты. Непосредственной целью книги, как можно полагать, было обеление своего доброго имени. Но оказалась эта книга тяжелым обвинением против Маркса.

Меринг пишет о книге Фогта: