Карл Маркс: Капитал

Глава о рабочем дне, одна из длиннейших в книге, является, по сути, сборником страшных историй, набранных Марксом подходящим к содержанию готическом шрифтом. «Капитал — это мертвый труд, который, подобно вампиру, живет только тем, что высасывает живой труд, и чем больше труда он высасывает, тем дольше живет», — пишет он в первых абзацах своего вступления. Через 70 страниц после пиршества на крови он делает вывод, что рабочие, чтобы защитить себя от этого кровососа, «должны объединиться как класс и заставить издать государственный закон, общественное препятствие, которое мешало бы им самим по добровольному контракту с капиталом продавать на смерть и рабство себя и свое потомство». Но он допускает, что такого закона будет недостаточно, чтобы помешать Товаровладельцу и его приятелям, ибо у них есть Другой способ увеличения производительности и, следовательно, добавочной стоимости.

Если рабочая сила действительно является единственно ценным товаром, то можно ожидать конкуренции среди нанимателей в повышении зарплаты — и во времена полной занятости это может действительно иметь место. Однако по мере роста стоимости труда Товаровладелец обнаруживает, что вложение в машинное оборудование, снижающее затраты труда, которое может показаться неэкономичным, теперь имеет финансовый смысл, особенно если нельзя удлинить рабочий день. Как писал Маркс: «Капитал… имеет свойственный ему внутренний импульс и постоянную тенденцию к увеличению производительности труда, чтобы удешевлять товары и через удешевление товаров удешевить самого рабочего».

По теории, машины могут облегчать бремя трудящегося. Однако в системе капиталистического производства, возражает Маркс, их результаты неизменно вредны, хотя и очень полезны мистеру Товаровладельцу. Глава о промышленном машинном оборудовании начинается с цитаты из «Принципов политэкономии» Джона Стюарта Милля: «Сомнительно, чтобы все механические изобретения как-то облегчили ежедневный тяжелый труд какого-нибудь человека». Заменяя собственной производительной способностью независимую человеческую силу, машина оставляет рабочего подчиненным капиталу еще в большей степени. Он определенно деквалифицируется из-за нечеловеческой квалификации автоматов, и его способность защищать свое положение с помощью объединения с другими рабочими — через ремесленные ассоциации, например, — уменьшается, тогда как сами машины объединяются в еще более могущественную силу. И вот, как это частенько встречается в «Капитале», рисуется страшная картина: «И теперь у нас вместо отдельной машины механический монстр. Его тело заполняет все фабрики, демоническая сила, поначалу скрытая посредством медленных и отмеренных движений гигантских членов, в конечном итоге превращается в быстрый и лихорадочный круговорот бесчисленных рабочих органов». В той мере, в которой машинное оборудование освобождает от необходимости развитых человеческих мускулов, оно дает возможность найма детей, обладающих хрупким телосложением, но зато более гибкими конечностями, и таким образом оно производит коренную ломку соглашения между рабочим и капиталистом:

Рассматривая обмен товаров как основу, мы сделали допущение, что капиталист и рабочий сталкиваются друг с другом как свободные личности, независимые обладатели, один из которых обладает деньгами и средствами производства, а другой — рабочей силой. Но теперь капиталист начинает покупать детей и юношей…

Маркс замечает, что объявления нанимателей детского труда часто напоминают запросы о негритянских рабах, которые раньше появлялись в американских газетах, и он цитирует объявление, данное надсмотрщиком одной из британских фабрик: «Требуется от 12 до 20 юношей, которым на вид не меньше 13 лет. Зарплата 4 шиллинга в неделю». Фраза «на вид не меньше 13 лет» присутствует здесь потому, что по фабричному законодательству дети до этого возраста могут работать только 6 часов в день. Официально назначенный доктор должен подтвердить их возраст, и Маркс обращает внимание на то, что уменьшение числа детей до 13 лет, работающих в промышленности 1850-х и 1860-х годах, является лишь кажущимся. «Оно фиксируется в основном по свидетельству самих фабричных надсмотрщиков, к чему приложили руки и подтверждающие возраст врачи, подгонявшие детский возраст из-за неуемной жажды эксплуатации у капиталиста и нужды родителей этих детей, которые вынуждены соглашаться на эту торговлю».