– Всем хорошего шоу! – крикнула она, подняв взгляд к потолку. В помещении я не видел никого, кроме неё самой. – Плексис, дайте нам пять минут. Я хочу пообщаться с нашими гостями без чужих глаз.
Повернув голову, я увидел, что Лексис стоит у двери зелёной комнаты.
– Да, мэм, – произнесла она, удалилась в другую дверь и закрыла её за собой.
Одетта глянула вниз, на Пончика.
– Я тоже к этому прибегаю. Притворяюсь, что путаю имена. Вам стоит увидеть, как они взбадриваются, когда я якобы вспоминаю. Вы, Пончик, натурал. Это великолепно. Перед вами сцене была эта Люсия Мар с её ублюдками. Эта психопатка не умела работать с толпой. Один из её псов помял моего продюсера. Это в кошмаре не приснится. Господи, нужно отсюда выбираться. Дайте мне минутку.
И я с ужасом увидел, как инопланетянка снимает с себя голову. Да, оказалось, это не голова. Череп богомола – шлем, и только. Удалённый со своего места, он открыл человеческую голову, голову женщины лет шестидесяти. Глаза её были слегка великоваты для уроженки Земли. Ещё секунда, и крабье туловище откинулось назад, а страхолюдные груди остались на столе. Не стало всего торса, под ним открылась чёрная рубашка. Если бы не глаза и не крабий панцирь, это была бы самая обыкновенная женщина.
– Что за чертовщина? – вырвалось у меня. – И всё тело фальшивое?
– Всё, что вы видите, фальшивое, – ответила Одетта. – Это шоу‑бизнес.
Раздался громкий щелчок. Я зачарованно наблюдал, как женщина освобождает себя от крабьего тела при помощи рук. Оно с треском упало на пол, и его клешни скрестились сами по себе.
Ниже живота у Одетты не было ничего. Из‑под стола появился летающий диск. Она погрузила на него свое тело и поплыла в воздухе, контролируя свои движения. Безногая женщина обогнула стол и зависла перед диваном. Магическое кресло на колёсах издало тихое жужжание.
– Так намного лучше, – со вздохом произнесла Одетта. – Зрители думают, что перед ними всякий раз один и тот же краб, но это не так. У нас на ранчо целый запасник живности, и приходится кого‑нибудь убивать, когда я иду к камере. Мы этого не афишируем, иначе вызвали бы гнев многих защитников прав животных и мобов.
– Можно одеться кем угодно, – проговорил я, всё ещё не отводя взгляд от громоздящегося на столе бюста, – но зачем… так? Я не могу даже определить, что это.
– Сможете, – возразила Одетта. – Подобный наряд стал моей бронёй, когда я была такой, как вы. Я надевала его, спускаясь на пятнадцатый этаж. Так меня и узнали люди.
– Вот такие сиськи – броня?
– Молодой человек, – сказала Одетта, – а ваш лут? Да ничто по сравнению с тем, что будет дальше.
– Мордекай… наш наставник. Он сказал, что только кто‑то один, не такой, как все, добрался до тринадцатого этажа. И он умер, – с недоумением вспомнил я.
– Это правда, – согласилась Одетта. – Но я никогда не спускалась по лестницам. Я заключила сделку. Это долгая история, и о ней не сегодня. Но я рада, что вы вспомнили про Мордекая. Вот о ком я действительно хотела с вами поговорить. Я знаю, что это его последний выход. Пожалуйста, попросите его найти меня, когда всё закончится.
– Мордекая? Так вы знакомы? – удивилась Пончик. – Вы были вместе в одном сезоне?
– Такого не могло быть, – запротестовал я. – Одетта – человек, а Мордекай из птицеобразных. Они с разных планет.
– Они называются «небесные птицы», – уточнила Одетта. – Его сезон был намного позже моего. Я была его наставником. Собственно, благодаря этому я и вас нашла. Я не переставала интересоваться им, наблюдала за вами, ребята, и видела, как вы добрели до его учебной гильдии.
– Его наставником? Вот это да, – сказал я. – Наверное, это было очень давно.
– Да, – подтвердила она. – Так я могу на вас рассчитывать?
Я пожал плечами.
– Конечно, мы скажем ему.
Она кивнула.
– Спасибо. Теперь, ребята, один совет от меня. Не говорите об этом вслух, когда вернётесь. Очистителям это не понравится.
– Очистителям? Вы имеете в виду «Бор…»
Я осёкся и глянул на потолок.
– Здесь они вас не слышат. Но не повторяйте этого слова в Подземелье. Очистители. Пару циклов назад они пробовали внести его в список запрещённых Синдикатом слов, провоцирующих ненависть. Едва ли кто‑то их так называл, пока они сами не подняли шум вокруг этого слова. Но вы правы, я говорила о них. Куа‑тин. «Борант». Куа‑тин никто не любит, по крайней мере, их систему управления. «Борант» – здесь другая история. Там есть и приличный народ. Они хотят поставить хорошее шоу, больше ничего. Я уверена, что они взбеленились, когда их втянули в преждевременный выпуск.
Я посмотрел на Пончика ипообещал:
– Мы ничего не скажем.