Карл Великий: реалии и мифы

Освоение древнескандинавской культурой куртуазного романа, как и других произведений западноевропейской литературы (например, памятников агиографии), началось с переводов привлекших наибольшее внимание произведений на древнеисландский (или древненорвежский) язык. Однако, как и в других случаях, перевод в понимании исландца или норвежца XIII в. отнюдь не означал дословной передачи оригинала или даже сколько-нибудь точного следования ему (Barnes, 403–441). Традиционная форма родовой или королевской саги с развитой поэтикой и выработанными композиционными, ситуативными, стилистическими стереотипами, с глубоко укоренившимися представлениями о мире, судьбе, этике — возможно, помимо воли самих переводчиков — заставляла их осуществлять не перевод, а глубокую, подчас коренную переработку оригиналов.

Переводы куртуазных романов получили название рыцарских саг (Riddara sogur)[54]. К числу их особенностей, отличающих их от других видов саг, относят вторичность (заимствованность) сюжетов, что характерно и для переводов XIII в., и для подражаний им XIV в.; прозаичность; нескандинавское происхождение героев-аристократов; отнесение места действия за пределы Скандинавии. Рыцарские саги неисторичны (хотя бы в достаточно условной форме «историчности» родовых саг), что в полной мере осознавали их создатели и слушатели или читатели. Не случайно автор чрезвычайно популярной — известно 60 рукописей саги! — «Саги о молчаливом Сигурде» (Sigura r saga pogla) писал: «Ведь невозможно угодить всем, и никто не обязан верить в такое, если не хочет» (Clover — Lindow, 318–319; там же и другие примеры).

В предисловии к «Саге о Тидреке Бернском» автор преуведомляет читателя: то, что он прочтет, не является истиной (Bertelsen, 2). Авторы сознают, что их повествования вымышлены и чужеродны саговой литературе. Тем не менее, эти саги были весьма популярны и вызвали большое количество подражаний: сохранилось около 800 рукописей XIV–XVIII вв., содержащих рыцарские саги (Rossenbeck).

Термин «рыцарские саги» хорошо определяет скандинавский феномен, но вводит в заблуждение в европейской перспективе, поскольку этот вид саг включает переводы как куртуазных романов (собственно, рыцарских), так и французских «песней о деяниях» (chanson de geste) и бретонских лэ. Тем самым, этот вид саг объединяет все три основные литературные темы высокого Средневековья: бретонскую (Артуровскую), французскую (Каролингскую) и римскую. К первому циклу относятся переводы «Тристана», романов Кретьена де Труа «Эрек и Энида», «Ивейн» и часть «Парсиваля». Каролингский цикл представлен переводами нескольких chanson de geste: «Boeve de Haumtone» («Bevers saga»), chansons d'Otinel, de Roland, d'Aspremont, «Le pelerinage de Charlemagne» («Karlamagnus saga»), «Floovant» («Flovents saga»), «Les quatre fils Aimon», или «Renaud de Montauban» («Magnus saga jarls»).

Несмотря на жанровое и содержательное различие источников, рыцарские саги образуют стилистическое и содержательное единство. Это повествования о героических деяниях знатных рыцарей и их дам в давно прошедшие времена, путешествия, поединки, как правило, со сверхъестественными противниками и в экзотических местах — поэтому часто местом действия является Византия или Восток. Они смыкаются в определенном смысле с собственно сагами о древних временах, и иногда неясно, к какой категории отнести некоторые из оригинальных рыцарских саг или современных им «приключенческих» саг. В них проникают мотивы и представления, свойственные куртуазной литературе. Так, в «Саге о Хринге и Трюггви» («Hrings saga og Tryggva», XIV в.), построенной на сюжетах родовой «Саги о Гуннлауге Змеином Языке» и саги о древних временах в собственном смысле слова «Саги о Вёлсунгах», Брюнхильда, например, падает в обморок при отъезде Сигурда на поиски чести и славы. Трюггви так углублен в мысли о покинутой даме, что пренебрегает управлением государством. Поклонник дам Харек на вопрос о том, почему он почти не использует в битве оружие, отвечает: «Оружие не подарит жизнь обреченному на смерть… и, кроме того, принцесса служит мне броней и щитом» (Schlauch, 150); первая часть ответа полностью соответствует германскому этосу, вторая — куртуазному идеалу. Таким образом, рыцарские саги наполняют сюжеты, заимствованные из французских куртуазных романов, традиционными для скандинавского общества литературно-этическими представлениями, акцент переносится с любовных историй на описание битв и героических деяний.