Карлики

Профессор молчал. Именно так я более или менее и представлял себе начало нашей беседы. Поэтому, пока одна половинка моего мозга пыталась подвести профессора к нужной для меня теме, другая продолжала потихоньку осматриваться. Был ли это кабинет профессора или гостиная - сказать трудно, поскольку, за исключением полутемной прихожей, я нигде побывать не успел, но и здесь любопытных вещей было хоть отбавляй. Слева от письменного стола стояла полутораметровая статуя необычного божества с птичьей головой, человеческим туловищем и руками. Ноги божества заканчивались змеиными головами. Если бы на моем месте оказалась Татьяна, то она, без сомнения, догадалась бы, кто позировал скульптору. За спиной у профессора высились стеллажи с кодексами. Названия на корешках книг я со своего кресла разглядеть не мог. В стеклянной витрине были расставлены статуэтки размером поменьше, чем птицеголовый. Некоторые из статуэток мне напомнили те рисунки, что я видел, когда просматривал локусы с гномами. Там же, в витрине, находилось несколько засушенных паукообразных существ, привезенных скорее всего с Оркуса. Издалека их можно было перепутать со статуэтками, изготовленными (я надеюсь) человеком. Письменный стол загромождали модели старинных алхимических приборов - как намек на преемственность ученых поколений, вероятно; ворох исписанных бумаг рядом с зажженной масляной лампой грозил неминуемым пожаром. Лежавший рядом с лампой современный комлог показался бы анахронизмом тому, кто никогда не видел, что творится у меня дома. Прямо напротив меня на столе стоял колокольчик - он именно стоял, поскольку подставкой и одновременно язычком ему служил вертикальный металлический стержень, проходивший одним концом внутрь колокольчика. Внизу стержень заканчивался плоской треногой. Вокруг стержня узлом была завязана засушенная змейка.

На стене, рядом с витриной висела картина с приблизительно таким сюжетом: человек стоит лицом к зеркалу, но видит в нем собственный затылок. Нет, не так - мы, зрители видим в зеркале его затылок, что видит человек нам неизвестно. Эту картину я точно где-то видел. Я готов допустить, что за исключением картины все предметы в комнате имели оригинальное происхождение, но только она одна не походила на бутафорию.

Слева от меня находилось большое - во всю стену - окно. Когда я осматривал башню - сначала в бинокль, затем - вблизи, когда барахтался в снегу, я не заметил никаких окон; вся поверхность здания была совершенно однородной, темно-серого цвета и не более гладкой, чем необработанный камень. Но мало того: легко различимые сквозь оконное стекло снежинки двигались как-то странно, прямо на меня, а облака, если приглядеться, плыли снизу вверх, как из-под земли. Но сама земля, вместе с океаном, куда-то подевалась. Метель напрочь размыла горизонт. Бледный солнечный диск время от времени проглядывал сквозь низкие облака, но находился он почему-то в зените, а не надт горизонтом - где ему надлежало быть в это время и на этой широте.

- Вы смотрите на небо, - вкрадчиво произнес Фран-кенберг и, видя, что я его не понимаю, пояснил:

- Окно смотрит вверх. Так гораздо удобнее, чем сидеть задрав голову.

Тут до меня наконец дошло. Я хотел спросить, не кружится ли у него голова, но постеснялся.

- Сейчас переключу на океан, - сказал профессор мне, а затем, уже обращаясь к окну, внятно произнес: "Северо-запад". Картинка практически не поменялась, если не считать того, что солнце совсем исчезло, но ведь оно могло и за облаками спрятаться.

- Вы уверены, что не нужно сказать "абракадабра" или вроде того? ухмыльнулся я.

- Уверен, просто погода окончательно испортилась, ничего не видно.

"Что-то мы отвлеклись от темы", - подумал я и снова спросил про Перка.

- Да, я его ЗНАЛ, - с нажимом произнес Франкенберг, - талантливый был человек. Но к его смерти я не имею ни малейшего отношения. Интересно, как вы умудрились так быстро меня найти. Не думаю, что он успел вам что-то сказать.

- То, что мне нужно было услышать от него, я услышал. Но, к сожалению, наша беседа прервалась на очень интересном месте, мы беседовали о гномах, такие древние человечки были, вы, вероятно, слыхали?

- Что ж, это достойная тема для беседы... особенно для людей столь равноудаленных от проблем истории, как вы и Перк.

- Вы тоже не историк, насколько я знаю. Но Перка больше нет и поговорить о гномах мне не с кем - только с вами. Перк был убит из-за них?

- Так это убийство... Как странно... Но при чем тут я?

- Лично вы, возможно, и ни при чем, но сами гномы наверняка тут очень даже при чем. И ваше имя упоминается рядом с ними далеко не однажды.

- Хорошо, если вы так настаиваете... Я расскажу, но исключительно из симпатии к вам, поскольку теперь я вижу, что Перк на ваш счет ошибался...

- А что Перк сказал обо мне? - Я попытался поймать его на слове.

- Теперь это уже не важно. - Моя попытка не удалась. - Скажите, как вы думаете, человек по природе своей порочен или нет? - неожиданно спросил Франкенберг. Мне показалось, что он уж слишком издалека начал.