Обезболивающие препараты имеют тот же недостаток, что и моя стереокарта, - они приукрашивают действительность. Комлог же бил тревогу. Возможно, он слегка драматизировал, но если верить его показаниям - неделю моя голова не выдержит. Словно боясь, что не поверю приборам, организм взбунтовался: голова внезапно налилась свинцом, к горлу подступила тошнота, перед глазами все поплыло, и я упал на колени. Меня начало выворачивать, затем, похоже, я вновь потерял сознание.
Все словно повторялось: пробуждение, блеск ледяных капель, чужое лицо, мелькнувшее перед глазами и исчезнувшее, лишь стоило мне сфокусировать взгляд.
- Постойте! - Я прокричал, прохрипел, простонал - каждый слог этого слова был произнесен по-другому. Свет чужого фонаря бил мне в глаза. Почему-то я был убежден, что гомоид обязан понимать человеческую речь, и нисколько не удивился, услышав ответ.
- Вставайте и идите за мной, - сказал гомоид ясно и вполне по-человечьи. Сказав так, он зашагал прочь.
Я встал и пошатываясь поплелся за ним. Мною двигала не надежда на спасение, - ведь с того момента, как я остался один, прошло на так много времени, чтобы успеть ее потерять. Зато я потерял всякую надежду достичь той цели, ради которой отправился плутать по подземному лабиринту. Но сейчас все переменилось. И мне было плевать, кто в чьей власти, гомоиды в моей (на такое я всерьез рассчитывал три дня назад), или я - во власти этих непонятных, неведомых существ. Фонарь выхватывал из темноты лишь смутные очертания моего молчаливого проводника. "Кто вы? " - спрашивал я его снова и снова Собравшись с силами, я попытался его нагнать, но он тут же прибавил шаг, и дистанция между нами осталась неизменной. Расстояние он определял, вероятно, по звуку моих шагов. Тогда я вновь попытался с ним заговорить.
- Подождите... - бормотал я, - я только хочу узнать, кто вы... я разговаривал с вашим создателем, профессором Франкенбергом, перед самой его смертью... я не враг вам, поймите же наконец...
Я надеялся, что гомоида заинтересует какая-нибудь из брошенных мною наугад фраз:
- ... он рассказывал мне о вас... я знаю - вы гномы... вас создали, чтобы... честно говоря, я не очень понял - для чего... Франкенберг показывал мне ваши портреты... всех четверых... вы который из них?. , я знаю, в пещерах находилась лаборатория, что с ней стало?
Он остановился как вкопанный. Я сделал еще шаг, но гомоид строго приказал:
- Не приближайтесь!
И я был вынужден остановиться. Он повернулся ко мне, но рассмотреть свое лицо не дал - его фонарь, гораздо более мощный, чем мой, светил прямо на меня.
- Повторите то, что вы сейчас сказали. - Таким был его следующий приказ.
Я с готовностью подчинился:
- Я говорю - мы предполагали, что лаборатория находится рядом с химическим заводом, и шли, чтобы ее найти... не напасть на вас, а найти... Я не знаю, почему Номура стал стрелять - никто не отдавал ему такого приказа... - Понимая, что такое оправдание немногого стоит, я замолчал.
- Странные вы... люди, - ответил гомоид, - идете искать неведомо кого, но не знаете, кто идет с вами рядом.
- Что вы знаете о Номуре? - прохрипел я. Но мой вопрос остался без ответа.
- Вы сказали что-то еще - не только о лаборатории. Повторите мне все! - донеслось до меня. Я силился припомнить.
- Я говорил о Франкенберге, о его плане, которого я не понял, о портретах четырех гомоидов, среди которых должен быть и ваш портрет; о том, что я вам не враг...
- Достаточно, - прервал он меня, - странно, очень странно... Вероятно, я сильно отстал от жизни, столько лет проведя здесь, в пещере... пробормотал он задумчиво.
- А сколько лет вы здесь пробыли? - На самом деле это меня интересовало меньше всего, но теперь я старался спрашивать осторожно, стараясь попадать в такт его собственным мыслям.
- Шесть, - ответил он.
- Но почему вы прячетесь здесь? Кого вы боитесь - того, кто убил Перка и Франкенберга?
- Есть причины, по которым я не стану отвечать на этот вопрос. Мой отказ не стоит понимать так, будто я точно знаю, кто это сделал. Я дам вам возможность выйти отсюда, но поверьте, даже если вы снова вернетесь в пещеры, вы ничего и никого не найдете - ни меня, ни лаборатории. Самому мне уже недолго осталось жить, а о том, что осталось от лаборатории, я позабочусь...