– Верую! Верую!
На вопль обернулся младший Касимсот.
– Люлик, – деревянным голосом окликнул он брата, – они не встречают, они провожают.
– Кого?
– Его.
Капитан оторвался от окуляров и глянул в противоположную сторону.
Там на горизонте виднелся огромный человек, и море было ему лишь по пояс.
– Это Бог! Я нашел Его, – прошептал Донт. – Давайте за ним.
– Ты совсем рехнулся? – Биркель в испуге поглядел на Факми. – Он нас потопит. В лучшем случае.
– Верую!
Донт поморщился – голос у паладина сладкозвучием не отличался. Он смотрел, как за линией горизонта скрывается бог Дью, которого он неоднократно “делал”, и чем дальше удалялся великан, тем меньше хотелось убийце кого-то преследовать и вообще кому-то служить.
– Убью этих двоих – и всё, ухожу в отставку.
Присутствующие напряглись: многие держались попарно, и далеко не все знали, кого собирался лишить жизни красивый ацетонец.
Касимсоты, например, знали, что убивать Факми собирался Мумукина с
Трефаилом, но даже они поежились.
Спустя час карательная экспедиция высадилась на Хоркайдо.
Собственно, где именно находится дверь, через которую в Соседский
Союз попали великан и карлик, стало ясно сразу же, как только диссиденты достигли Курилльских островов. На расчистившемся небе явственно проступал контур дверного проема, размером как раз под Власа.
Сложность заключалась в том, что остров Укко оказался обнесен по периметру внушительной стеной, а по периметру стены дымили крупнокалиберные орудия.
– Как мы туда попадем? – бился в истерике Мумукин. – Военным про гиганта мысли и отцов демократии не скажешь, им документы нужны.
– Можно тайком подобраться, – предложил Влас.
– Как? – взрослые открыли рты.
– Тайком, – смутился великан. – На цыпочках.
– Незаметно? – уточнил Трефаил. – Сзади?
Мальчик кивнул:
– Я даже сам могу, если вам трудно.
– Нельзя, – покачал головой Сууркисат. – Мал еще.
– Это он-то мал? – продолжал причитать Тургений. – Если малыша заметят со стены, начнется третья мировая война.
Астроном пошевелил губами, подсчитывая что-то в уме, а потом робко спросил:
– Простите, а первые две когда имели место быть?
– Никогда, – признался Мумукин. – Но когда военные увидят мальчишку, они об этом забудут.
– Как же они его увидят? Мальчик ведь сказал – незаметно, – растерялся ученый.
– Батя, ты на него внимательно посмотри – тебя ничего не смущает? – возмутился Тургений.
Хольмарк оглядел подростка.
– Уши грязные? – догадался он.
Мумукин вознес руки к небу:
– И этому человеку я обещал премию…
Спор прервал Трефаил:
– Ша, слово предоставляется гиганту мысли.
Тургений пытался оспорить звание, да и Прохердей со своей манией величия не прочь был присвоить титул, но Сууркисат красноречиво кивнул на водное пространство, и оппоненты обратились в слух.
– У нас есть два варианта дальнейших действий: либо мы идем открыто и провоцируем вооруженные силы на боевые действия, либо совершаем партизанский рейд по тылам условного противника. Оба варианта одинаково неприемлемы, поэтому предлагаю третий: идти открыто, но ночью, когда нас не будет видно.
– Гениально, – съязвил Громыхайло. – Вы умны, как моя пятка.
Но умное слово “геноцид” быстро успокоило Прохердея.
Ночи дожидались на соседнем островке, который и названия-то не имел.
Влас допытывался, почему острова назвали Курилльскими, и в конце концов Ванзайц объяснил пытливому отроку, что вулканическая активность в этом районе некогда была крайне высока, и острова, которые, по сути, являются вулканами, до сих пор выпускают время от времени клубы дыма, будто курят. Как бы в подтверждение лекции, остров вычихнул высоченный фонтан сажи, земля под ногами дрогнула, и путешественники спешно убрались прочь.
– Теперь Еппонии не поздоровится, – потер руки Мумукин.
– Почему? – удивился Влас.
Последовала короткая лекция о цунами, которые случаются в Еппонии, едва чихнет какой-нибудь курилльский остров. Мальчик только головой покачал – злорадства Тургения он не понимал и не разделял. Он сказал, что плохо радоваться чужой беде. На это Прохердей ехидно прокряхтел:
– Ой-ой, какие мы нежные! – И тут же огреб щелбан от Мумукина, которому стало стыдно за его недостойное поведение.
Наконец стемнело, и диссиденты… вернее, уже диверсанты, при поддержке тяжелой пехоты в лице великана, полезли на стену. В куполе неба ярко светился прямоугольник двери: очевидно, с той стороны был день. Влас двигался на удивление тихо и мягко, и, возможно, никто бы его не заметил, но в тот момент Громыхайло опять сподличал:
– Ни хрена себе ворота! – восхитился он.
– Стой, кто идет? – испуганно пискнул часовой.
Мумукин закрыл глаза, Хольмарк попытался влезть в ухо Власу, мальчик растерянно сел: одна нога снаружи крепости, другая – внутри, и только Трефаил сохранил присутствие духа:
– Здорово живешь, служивый. Где тут у вас продовольственный склад?
– Что ты несешь, еппонский бог?! – зашипел на товарища Тургений, но
Трефаил лишь отмахнулся.
– Руки вверх! – щелкнул клапан затвора.
У Мумукина на лбу выступила испарина. Он-то помнил, что примерно в этом месте находилась паровая зенитка. Сейчас как жахнут вслепую.