Сказав это, дон Хуан пошел в дом. Я последовал за ним в его комнату.
— Подожди, подожди, дон Хуан. Что ты собираешься делать?
Он не отвечал. Он вытащил из мешочка свою трубку и сел на соломенный коврик в центре комнаты, испытующе глядя на меня. Казалось, он ждал моего согласия.
— Ты дурак, — сказал он мягко. — Ты не боишься. Ты просто говоришь себе, что боишься.
Он медленно покачал головой, затем достал небольшой мешочек с курительной смесью и набил трубку.
— Я боюсь, дон Хуан. Я действительно боюсь.
— Нет, это не страх.
Я отчаянно старался выиграть время и начал длительное обсуждение природы своих чувств. Я искренне считал, что боюсь, но он указал мне на то, что дыхание мое не прерывисто, и сердце бьется не быстрее обычного.
Некоторое время я думал о том, что он сказал. Он ошибался: у меня было много физических ощущений, обычно связанных со страхом, и я был в отчаянии. Чувство неотвратимого рока наполнило все вокруг меня. Желудок мой был неспокоен, и я был уверен, что побледнел; ладони сильно вспотели, но, тем не менее, я действительно думал, что не боюсь.
У меня не было того чувства страха, к которому я привык за свою жизнь. Страх, который всегда был специфически моим, отсутствовал. Я разговаривал, шагая взад и вперед по комнате перед доном Хуаном, который все еще сидел на своей циновке, держа свою трубку и пристально наблюдая за мной.
Наконец, проанализировав все это, я пришел к заключению, что то, что я испытывал вместо своего обычного страха, было чувством глубокого неудовольствия и дискомфорта от одной только мысли о том смешении понятий, которое возникает в результате принятия психотропных растений.
Дон Хуан внимательно смотрел на меня, а затем прищурился, как будто старался разглядеть что-то вдалеке.
Я продолжал ходить взад и вперед перед ним, пока он не приказал мне сесть и расслабиться. Несколько минут мы сидели молча.
— Ты не хочешь потерять свою ясность? — спросил он внезапно.
— Да, дон Хуан, — ответил я.
Он засмеялся с явным удовольствием.
— Ясность, второй враг человека знания, подавляет тебя. Ты не боишься, просто ты не можешь смириться с перспективой потерять свою ясность, а поскольку ты дурак, ты называешь это страхом. — Он хмыкнул. — Принеси мне угли.
Его тон был мягким и успокаивающим. Я автоматически встал и вышел за дом, чтобы набрать небольших кусочков горящего угля из костра, положил их на маленькую каменную плитку и вернулся в комнату.
— Выходи на крыльцо, — громко позвал дон Хуан снаружи.
Он положил соломенный коврик на место, где я обычно сидел. Я поставил угли рядом с ним, и он подул на них, чтобы заставить их гореть ярче. Я собирался сесть рядом, но он остановил меня, велев сесть на край коврика. Затем он положил кусочек угля в трубку и протянул ее мне. Я взял ее. Я был поражен той тихой убедительностью, с какой дон Хуан управлял мной. Я не мог придумать, что сказать. У меня не было аргументов. Я знал, что не боюсь, а просто не хочу потерять ясность.
— Кури, — мягко сказал он. — Только одна чашка.
Я потянул воздух из трубки и услышал шуршание занявшейся смеси. Тут же я ощутил холод во рту и в носу. Я сделал другую затяжку, и холод распространился на грудь. Когда я сделал последнюю затяжку, внутри всего моего тела было особое ощущение холодного тепла.
Дон Хуан взял у меня трубку и постучал чашкой по ладони, чтобы выбить остаток. Затем он, как всегда, смочил палец слюной и протер чашку изнутри.
Мое тело онемело, но я мог двигаться. Я изменил положение, чтобы сесть удобнее.
— Что должно случиться? — спросил я.
Мне было несколько трудно говорить.
Дон Хуан очень бережно убрал свою трубку в чехол и завернул в длинный кусок ткани. Затем он сел прямо, лицом ко мне. Я почувствовал головокружение; мои глаза непроизвольно закрывались. Дон Хуан энергично встряхнул меня и приказал не спать. Он сказал, что я знаю очень хорошо, что если я усну — я умру. Это встряхнуло меня. Мне пришло в голову, что возможно дон Хуан сказал это, чтобы заставить меня бодрствовать, но, с другой стороны, мне также пришло в голову, что это может быть правдой. Я как можно шире раскрыл свои глаза, и это заставило дона Хуана рассмеяться. Он сказал, что я должен ждать и не закрывать глаз ни на миг, и что в определенный момент я смогу увидеть хранителя другого мира.
Я стал чувствовать очень неприятный жар во всем теле; я попытался изменить положение, но уже не мог двигаться. Я хотел обратиться к дону Хуану, но слова, казалось, были так глубоко внутри меня, что я не мог вытянуть их. Тогда я упал на левую сторону и обнаружил себя смотрящим на дона Хуана с пола.
Он наклонился и приказал мне шепотом не смотреть на него, а пристально смотреть в точку на циновке, которая была прямо напротив моих глаз. Он сказал, что я должен смотреть одним глазом, левым, и что рано или поздно я увижу хранителя.