Прежде, чем я смог сказать что-нибудь, они оба разразились смехом, и только тогда я понял, что незнакомец был доном Хенаро.
— Ты не узнал меня, да? — спросил он, все еще смеясь.
Я должен был признаться, что его наряд сбил меня с толку.
— Что ты делаешь в этой части мира, дон Хенаро? — спросил я.
— Он прибыл наслаждаться горячим ветром, — сказал дон Хуан. — Не правда ли?
— Верно, — откликнулся дон Хенаро. — Ты не представляешь, что может сделать горячий ветер со старым телом, вроде моего.
Я сел между ними.
— Что он делает с твоим телом? — спросил я.
— Горячий ветер говорит моему телу удивительные вещи, — ответил он.
Он повернулся к дону Хуану и его глаза заблестели.
— Не так ли?
Дон Хуан утвердительно кивнул.
Я сказал им, что для меня время горячих ветров Санта-Ана — худшая часть года, и мне очень странно, что дон Хенаро приехал искать горячий ветер, в то время как я бегаю от него.
— Карлос не переносит жары, — сказал дон Хуан дону Хенаро. — Когда наступает жара, у него, как у ребенка, начинается асфиксия.
— Асфи… что?
— А-сфи-кси-я, — повторил дон Хуан по слогам.
— Боже мой! — воскликнул дон Хенаро, притворяясь обеспокоенным, и сделал неописуемо забавный жест отчаяния.
Затем дон Хуан объяснил ему, что меня не было несколько месяцев из-за неудачного контакта с олли.
— Ты наконец встретился с олли! — сказал дон Хенаро.
— Я думаю, да, — сказал я осторожно.
Они громко расхохотались. Дон Хенаро два или три раза похлопал меня по спине. Это было легкое похлопывание, которое я воспринял, как дружеское выражение участия. Глядя на меня, он задержал свою руку на моем плече и я почувствовал спокойную удовлетворенность, которая длилась только момент, а затем дон Хенаро сделал со мной что-то необъяснимое. У меня было ощущение, что мне на спину положили валун. Мне показалось, что он увеличил вес своей руки, которая лежала на моем правом плече, так, что это заставило меня согнуться и удариться головой о землю.
— Мы должны помочь маленькому Карлосу, — сказал дон Хенаро и бросил заговорщицкий взгляд на дона Хуана.
Я выпрямился и повернулся к дону Хуану, но он смотрел в сторону. У меня был момент колебания — возникла досадная мысль, что дон Хуан ведет себя отчужденно, как будто ему нет до меня дела. Дон Хенаро смеялся; он, казалось, ждал моей реакции.
Я попросил его еще раз положить руку мне на плечо, но он не хотел делать этого. Я убеждал его по крайней мере объяснить, что он сделал со мной. Он довольно посмеивался. Я снова повернулся к дону Хуану и сказал ему, что вес руки дона Хенаро едва не раздавил меня.
— Не знаю, что и сказать, — откликнулся дон Хуан комически серьезным тоном. — Он не клал на мое плечо свою руку.
Тут они оба расхохотались.
— Что ты сделал со мной, дон Хенаро? — спросил я.
— Я просто положил свою руку на твое плечо, — сказал он невинно.
— Положи ее снова, — сказал я.
Он отказался. Тогда вмешался дон Хуан и попросил меня описать дону Хенаро то, что я воспринимал во время своего последнего опыта. Я подумал, что он хотел, чтобы я добросовестно описал то, что происходило со мной, но чем серьезнее становилось мое описание, тем больше они смеялись. Я останавливался два или три раза, но они убеждали меня продолжать.
— Олли придет к тебе, не считаясь с твоими чувствами, — сказал дон Хуан, когда я закончил свой рассказ. — Я имею в виду, что тебе не нужно его выманивать. Ты можешь сидеть, бездельничая или думая о женщинах, а затем внезапно — легкий удар по плечу, ты поворачиваешься — а олли стоит перед тобой.
— Что я могу сделать, если случиться что-то, подобное этому? — спросил я.
— Эй! Эй! Подожди минутку! — воскликнул дон Хенаро. — Это плохой вопрос. Не спрашивай о том, что можешь сделать ты, — ясно, что ты не сможешь сделать ничего. Спроси о том, что может сделать воин.
Моргая, он повернулся ко мне. Его голова слегка наклонилась вправо, а рот комически искривился.
Я посмотрел на дона Хуана, чтобы понять, не было ли все это шуткой, но он сохранял непроницаемое лицо.
— Хорошо, — сказал я, — что может сделать воин?
Дон Хенаро прищурился и зачмокал губами, как будто ища подходящие слова. Он пристально поглядел на меня, держась за свой подбородок.
— Воин мочится в собственные штаны, — произнес он с индейской торжественностью.
Дон Хуан закрыл лицо руками, а дон Хенаро захлопал по земле, разразившись воющим смехом.
— Испуг — это нечто такое, отчего нельзя полностью избавиться, — сказал дон Хуан, когда смех утих. — Когда воин попадает в такое трудное положение, он просто поворачивается к олли спиной, не думая дважды. Воин не может потакать себе, поэтому он не может умереть от испуга. Воин позволяет олли прийти только тогда, когда он в хорошей форме и готов. Когда он достаточно силен, чтобы схватиться с олли, он открывает свой просвет и бросается вперед. Он хватает олли, прижимает его к земле и держит свой взгляд на нем ровно столько, сколько ему надо. Затем он отводит глаза, освобождает олли и отпускает его. Воин, мой дружок, — это хозяин положения в любой момент.
— Что случится, если слишком долго смотреть на олли? — спросил я.