К шести часам вечера мы оказались у подножия гор, которые ограничивали долину. Потом мы взобрались по склону на один из скальных уступов. Дон Хуан бросил свой мешок и сел. Я снова был голоден, но пищи у нас не осталось. Я предложил собрать Мескалито и вернуться в город. Дон Хуан выглядел раздраженным, он сделал чмокающий звук губами. Потом он сказал, что мы проведем здесь ночь.
Мы сидели молча. Слева была скала, а справа долина, которую мы пересекли. Она тянулась довольно далеко, казалась шире и не такой плоской, как я думал. С того места, где я сидел, она виделась состоящей сплошь из небольших холмов и скальных возвышенностей.
— Завтра мы начнем обратный путь, — сказал дон Хуан, не глядя на меня и указывая на долину. — Мы будем идти назад и собирать его тогда, когда он окажется на нашем пути. Он сам будет находить нас, и никак иначе. Он найдет нас, если захочет.
Дон Хуан прислонился спиной к скале и, наклонив голову, продолжал говорить так, как будто с нами был еще кто-то кроме меня.
— Еще одна вещь. Только я могу срывать его. Ты, может быть, будешь нести мешок или идти впереди — я еще не знаю. Но завтра ты не будешь указывать на него, как ты сделал сегодня.
— Прости меня, дон Хуан.
— Все в порядке, ты не знал.
— Твой бенефактор учил тебя всему этому о Мескалито?
— Нет. О нем меня никто не учил. Защитник сам был моим учителем.
— Тогда, значит, Мескалито вроде человека, с которым можно разговаривать?
— Нет.
— Как же тогда он учит?
Некоторое время он молчал.
— Помнишь то время, когда ты играл с ним? Ты понимал его, не так ли?
— Да.
— Вот так он и учит. Только ты этого не знал, но если бы ты был внимателен к нему, он говорил бы с тобой.
— Когда?
— Тогда, когда ты в первый раз его увидел.
Он, казалось, был раздражен моими вопросами. Я сказал, что задаю их, так как хочу узнать все, что только можно.
— Не спрашивай меня, — он улыбнулся. — Спроси его. В следующий раз, когда ты его увидишь, спрашивай его обо всем, о чем пожелаешь.
— Значит с Мескалито все же можно поговорить…
Он не дал мне закончить. Он отвернулся, взял флягу, сошел с уступа и исчез за скалой. Я не хотел оставаться один и — хотя он не звал меня — последовал за ним. Мы прошли полторы сотни метров до небольшого ручья. Он помыл руки и лицо, наполнил флягу, прополоскал рот, но не пил. Я набрал в ладони воды и начал пить, но он остановил меня, сказав, что пить не стоит.
Затем он вручил мне флягу и отправился обратно. Когда мы пришли на место, мы снова уселись лицом к долине, а спиной к скале. Я спросил, не можем ли мы развести костер. Он жестом выразил недоумение по поводу моего вопроса, потом сказал, что этой ночью мы — гости Мескалито и хозяин позаботится о том, чтобы нам было тепло.
Становилось темно. Дон Хуан вынул из своего мешка два тонких хлопчатобумажных одеяла, бросил одно из них ко мне на колени и сел, скрестив ноги и накинув другое одеяло себе на плечи. Долина под нами постепенно погружалась в темноту, и края ее расплывались в вечерних сумерках.
Дон Хуан сидел неподвижно, обратясь лицом к долине с пейотлем. Дул ровный ветер.
— Сумерки — трещина между мирами, — сказал он мягко, не поворачиваясь.
Я не спросил, что он имеет в виду. Мои глаза устали. Внезапно я почувствовал себя покинутым, у меня возникло странное всепобеждающее желание плакать. Я лег на живот — каменное ложе было твердым и неудобным и мне приходилось менять свое положение через каждые несколько минут. Наконец, я сел, скрестил ноги и накинул одеяло на плечи. К моему изумлению эта поза оказалась в высшей степени удобной, и я уснул.
Когда я проснулся, я услышал, что дон Хуан что-то говорит мне. Было очень темно и я не мог его хорошо видеть. Я не понял того, что он мне сказал, но последовал за ним, когда он начал спускаться вниз по склону. Мы двигались осторожно, во всяком случае я, из-за темноты. Мы остановились у подножья скалы. Дон Хуан сел и знаком показал мне место слева от него. Он расстегнул рубашку и достал кожаный мешочек, который он открыл и положил на землю перед собой. В нем оказались сушеные батончики пейотля.
После недолгой паузы дон Хуан взял один из батончиков. Он держал его в правой руке, потирая между большим и указательным пальцами, и тихо пел. Внезапно он издал оглушительный крик: «Ай-и-и-и!»
Это было так неожиданно, что я сильно испугался. Смутно я видел, как он положил батончик себе в рот и начал жевать его. Через минуту он поднял мешок, наклонился ко мне и шепотом велел взять один Мескалито, положить затем мешок опять перед нами и делать все точно так же, как делал он.
Я взял один батончик и потер его так, как это делал дон Хуан. Он тем временем пел, покачиваясь взад и вперед. Несколько раз я пытался положить батончик в рот, но чувствовал себя не в своей тарелке из-за необходимости кричать. Неожиданно, как во сне, у меня вырвался невероятный вопль: «Ай-и-и-и!». Какой-то момент я думал, что это крикнул кто-то другой. Я снова почувствовал симптомы нервного потрясения у себя в желудке. Я падал назад, я был на грани того, чтобы потерять сознание.