После того, как нам дали воды, дон Хуан вручил мне мешок, и мы все отправились в холмы. Это был долгий, изматывающий путь на низкое плоскогорье. Там я увидел несколько растений пейотля. Но по какой-то причине я не хотел смотреть на них. После того, как мы пересекли плоскогорье, группа разделилась. Мы с доном Хуаном пошли назад, собирая батончики пейотля точно так же, как в прошлый раз, когда я помогал ему.
Мы вернулись к концу дня. Вечером ведущий открыл цикл снова. Никто не сказал ни единого слова, но я твердо знал, что это последняя встреча. На этот раз старик спел новую песню. Сетка со свежими батончиками пейотля пошла по кругу. Это был первый раз, когда я попробовал свежий батончик. Он был сочным, но жевать его было трудно. Он напоминал твердый незрелый фрукт, и он был острее и более горьким, чем сухие батончики. Лично я нашел свежий пейотль бесконечно более живым.
Я съел 14 батончиков, тщательно их считая. Я не закончил еще жевать последний из них, когда услышал знакомое погромыхивание, которое отмечало присутствие Мескалито. Все исступленно запели, и я знал, что дон Хуан и все остальные действительно услышали этот шум. Я отказывался думать, что их реакция была ответом на знак, поданный одним из участников, просто для того, чтобы обмануть меня.
Я почувствовал в этот момент, как огромная волна мудрости поглощает меня. Предположения, с которыми я играл в течение трех лет, уступили место определенности. Мне потребовалось три года для того, чтобы понять, что чтобы там ни содержалось в кактусе Lophophora Williamsli, оно ничего общего не имеет лично со мной и существует само по себе, совершенно независимо. Тогда я знал это.
Я лихорадочно пел до тех пор, пока уже не мог произносить слова. Я чувствовал, что мои песни были внутри моего тела и сотрясали меня непроизвольно. Мне нужно было встать и найти Мескалито, иначе я разорвусь. Я пошел в сторону пейотльного поля, продолжая петь свои песни. Я знал, что они индивидуально мои — неоспоримое доказательство моей единственности. Я ощущал каждый из своих шагов. Они отдавались от земли эхом. Эхо моих шагов рождало неописуемую эйфорию от факта существования человеком.
Каждое из растений пейотля на поле сияло голубоватым мерцающим светом. Одно из растений светилось особенно ярко. Я сел перед ним и спел свою песню. Когда я запел, из растения вышел Мескалито: та же самая человекоподобная фигура, которую я видел раньше. Он посмотрел на меня.
С большим (для человека моего темперамента) выражением я пропел ему свои песни. Были еще звуки флейт или ветра, знакомые музыкальные колебания. Он, казалось, сказал так же, как и два года назад: «Чего ты хочешь?»
Я заговорил очень громко. Я сказал, что знаю, что в моей жизни и в моих поступках чего-то не хватает, но я не могу понять, что это такое. Я просил его сказать мне, что со мной не так, а еще попросил сказать свое имя, чтобы я мог позвать его, когда буду в нем нуждаться. Он взглянул на меня, удлинил свой рот, наподобие тромбона, пока тот не достиг моего уха, и сказал свое имя.
Внезапно я увидел своего собственного отца, стоящего посреди пейотльного поля, но поле исчезло, и сцена переместилась в мой старый дом, в дом моего детства. Мы с отцом стояли у фигового дерева. Я обнял своего отца и поспешно стал ему говорить о том, чего никогда не мог сказать ему. Каждая из моих мыслей была цельной, законченной и уместной. Было так, как будто у нас действительно не было времени, и нам нужно было сказать все сразу. Я говорил ему потрясающие вещи о моих чувствах по отношению к нему, то есть то, что при обычных обстоятельствах я никогда не смог бы произнести вслух.
Отец не отвечал, он просто слушал, а затем был утянут куда-то прочь. Я снова остался один и заплакал от раскаяния и печали.
Я шел через пейотльное поле, называя имя, которому научил меня Мескалито. Внезапно что-то вышло из странного «звездного» света на растении пейотля. Это был длинный сияющий объект — столб света величиной с человека. На мгновение он осветил все поле интенсивным желтоватым светом; затем он озарил все небо наверху, создав грандиозное волшебное зрелище. Я думал, что ослепну, если буду продолжать смотреть. Я закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях.
У меня было ясное знание, что Мескалито говорит мне съесть еще один батончик пейотля. Я подумал: «Как это сделать? Ведь у меня нет ножа, чтобы его срезать».
«Ешь прямо с земли», — сказал он мне все тем же странным способом.
Я лег на живот и сжевал верхушку растения. Оно воспламенило меня. Оно наполнило каждый уголок моего тела теплотой и прямотой. Все было живым. Все имело существование и сложную деталировку, и в то же время все было таким простым. Я был всюду; я мог видеть вверху и внизу и вокруг себя в одно и то же время.