Карлос Кастанеда, книги 1-3

Он подвел меня к месту, где примерно в полутора метрах друг от друга стояли два параллельных пика примерно в человеческий рост высотой. Дон Хуан остановился в десяти метрах от них, лицом к западу. Он показал место, где мне нужно стоять, и сказал, чтобы я смотрел на тени от пиков. Он сказал, что мне следует наблюдать за ними и скашивать глаза точно так же, как я делал это, осматривая землю в поисках места для отдыха. Он сделал уточнение, сказав, что, когда ищешь место для отдыха, следует смотреть, не фокусируя взгляда, а когда наблюдаешь за тенями, следует скосить глаза, но все же удерживать изображения в фокусе. Идея состояла в том, чтобы дать одной тени наложиться на другую, скашивая глаза. Он объяснил, что благодаря этому можно испытать определенное ощущение, которое исходит из тени. Я стал говорить о неясности его указаний, но он заверил меня, что нет никакого способа описать то, что он имеет в виду.

Моя попытка выполнить упражнение была неудачной. Я напрягался до тех пор, пока у меня не заболела голова. Дон Хуан совсем не был озабочен моей неудачей. Он забрался на куполообразный пик и прокричал с вершины, чтобы я нашел два длинных и узких камня. Он показал руками размер камней, которые требуются.

Я нашел два таких камня и вручил ему. Дон Хуан положил камни в трещины сантиметрах в тридцати друг от друга, поставил меня над ними лицом к западу и велел проделать то же упражнение с их тенями.

На этот раз все было иначе. Почти сразу я сумел скосить глаза и воспринять тени, слившиеся в одну. Я заметил, что, если изображения не пересекаются, появляется одна тень необыкновенной глубины и прозрачности. Я изумленно уставился на нее. Каждая ямка на камне в той области, куда были устремлены мои глаза, была четко различима, и общая тень, которая была наложена на них, походила на пленку неописуемой прозрачности.

Я не хотел моргать, боясь, что исчезнет изображение, которое я с такой осторожностью удерживал. Наконец мои глаза заболели, и я вынужден был моргнуть, но я не потерял из поля зрения никаких деталей. Наоборот, когда роговица оказалась смоченной, они стали даже более ясными. Я как бы увидел из неизмеримых высот мир, которого раньше никогда не знал. Еще я заметил, что могу смотреть на то, что находится вокруг тени, не теряя фокуса зрительного восприятия. Затем на какое-то мгновение я потерял ощущение, что смотрю на камень. Я почувствовал, что опускаюсь в мир далеко за пределами всего, что я когда-либо мог ощущать. Это необычное восприятие длилось секунду, а затем все исчезло. Я автоматически поднял глаза и увидел дона Хуана, стоящего прямо над камнями лицом ко мне. Он заслонял солнечный свет своим телом.

Я описал свое необычное ощущение, и он объяснил, что вынужден был прервать его, потому что увидел, что я вот-вот в нем потеряюсь. Он добавил, что потакать самим себе было естественной тенденцией для всех при появлении подобных ощущений и что самопотаканием я почти превратил неделание в старое привычное делание. Он сказал, что мне следовало удерживать изображение, не поддаваясь ему, потому что в некотором роде «делать» и значит поддаваться.

Я сказал, что ему следовало объяснить мне заранее, чего я должен ожидать и что мне делать, но он ответил, что никак не мог знать, добьюсь я успеха в слиянии теней или нет.

Я вынужден был признаться, что «неделание» стало для меня еще более загадочным. Дон Хуан ответил, что следует удовлетвориться тем, что я сделал, потому что хоть раз я действовал правильно — уменьшив мир, я расширил его, и, хотя я был далек от того, чтобы чувствовать линии мира, я правильно воспользовался тенью камней как дверью в «неделание».

Слова о том, что я увеличил мир, уменьшив его, бесконечно заинтриговали меня. Детали пористого камня на том маленьком участке, куда были устремлены мои глаза, были такими живыми и так точно очерченными, что вершина этого округлого пика стала для меня бесконечным миром, и в то же время это действительно было уменьшенным изображением камня. Когда дон Хуан заслонил свет и я начал смотреть, как делал обычно, точные детали стали расплывчатыми, маленькие отверстия в пористом камне стали больше, коричневая окраска застывшей лавы поблекла и все вокруг потеряло сияющую прозрачность, которая превращала камень в реальный мир.

Дон Хуан взял эти два камня, осторожно положил их в глубокую трещину и, скрестив ноги, сел лицом к западу на том месте, где прежде лежали камни. Он похлопал ладонью по земле слева от себя и сказал, чтобы я сел.

Мы долгое время не разговаривали. Затем мы поели, тоже молча. Только после того, как солнце село, он внезапно повернулся и спросил меня о моем прогрессе в «сновидении».

Я сказал, что сначала это было легко, но сейчас я совершенно перестал находить свои руки во сне.