— Для этого твоя жизнь недостаточно собранна. Если бы ты видел, ты бы знал, что твое пристальное внимание изменило эту гальку в нечто весьма некрасивое, поэтому лучшее, что ты можешь сделать, так это выкопать ямку, похоронить ее и дать земле впитать ее тяжесть.
— И это все правда, дон Хуан?
— Ответить на твой вопрос «да» или «нет» будет деланием. Поскольку ты учишься неделанию, я должен сказать тебе, что на самом деле не имеет никакого значения, правда все это или нет. Именно здесь воин имеет преимущество перед средним человеком. Среднему человеку есть дело до того, истинны вещи или ложны, а воину до этого дела нет. Средний человек особым образом обращается с теми вещами, которые он знает как истинные, и совсем по-другому — с вещами, которые он знает как ложные. Если о вещах сказано, что они истинны, он действует и верит в то, что делает. Но если о вещах сказано, что они ложны, он либо не предпринимает никаких действий, либо не верит в то, что делает. Воин, напротив, действует в обоих случаях. Если о вещах известно, что они истинны, он будет действовать для того, чтобы делать делание. Если о вещах известно, что они ложны, то он все равно будет действовать для того, чтобы делать неделание. Понимаешь, что я имею в виду?
— Нет, я совсем не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал я.
Высказывания дона Хуана нагнали на меня склочное настроение. Я не мог взять в толк, о чем он говорит. Я заявил ему, что все это бессмыслица, и он засмеялся надо мной, заметив, что у меня нет неуязвимого духа даже в том, что я люблю делать больше всего — разговаривать. Он стал высмеивать мою манеру говорить, сказав, что она глупая и неправильная.
— Если ты хочешь быть только языком, будь воином-языком, — сказал он и покатился со смеху.
Я чувствовал себя отверженным. В ушах у меня звенело, а в голове был неприятный жар. Мое лицо покраснело, и я действительно был растерян.
Я поднялся, пошел в чапараль и похоронил гальку.
— Я немножко дразнил тебя, — сказал дон Хуан, когда я вернулся и сел. — Но в то же время я знаю, что, если ты не говоришь, ты не понимаешь. Разговор является деланием для тебя. Но разговор здесь не подходит. Если ты хочешь узнать, что я имею в виду под неделанием, тебе надо выполнить простое упражнение. Поскольку мы говорим о неделаний, не имеет никакого значения, сделаешь ли ты его сейчас или через десять лет.
Он заставил меня лечь, взял мою правую руку и согнул ее в локте. Затем он начал поворачивать мое предплечье, пока ладонь не стала смотреть вперед. Он согнул мои пальцы так, словно рука держала дверную ручку. Затем он стал двигать моей рукой взад-вперед круговыми движениями, которые напоминали толкание педали, прикрепленной к колесу.
Дон Хуан сказал, что воин выполняет это движение каждый раз, когда хочет вытолкнуть что-то из своего тела — что-нибудь вроде болезни или незваного ощущения. Идея состояла в том, чтобы толкать и тянуть воображаемую враждебную силу, пока не ощутишь тяжелый объект, твердое тело, препятствующее свободному ходу руки. Неделание при этом упражнении состояло в повторении его до тех пор, пока не почувствуешь рукой тяжелое тело, несмотря на то, что нельзя было поверить в возможность такого ощущения.
Я начал двигать своей рукой, и через некоторое время она стала холодной как лед. Я почувствовал какую-то вязкость вокруг нее. Казалось, я гребу сквозь тяжелую жидкую субстанцию.
Внезапно дон Хуан схватил меня за руку и остановил упражнение. Все мое тело задрожало, как будто его трясла невидимая сила. Он осмотрел меня, когда я уселся, а затем обошел вокруг, прежде чем сесть на прежнее место.
— Достаточно, — сказал он. — Это упражнение ты можешь выполнить как-нибудь в другой раз, когда у тебя будет больше личной силы.
— Я сделал что-нибудь неправильно?
— Нет. Неделание только для очень сильных воинов, а у тебя еще недостаточно силы, чтобы иметь с ним дело. Сейчас ты будешь только захватывать своей рукой разные пугающие вещи. Поэтому делай это упражнение понемногу, пока твоя рука не перестанет остывать. Когда твоя рука остается теплой, ты можешь ощущать ею линию мира.
Он остановился, как бы давая мне время задать вопрос о линиях. Но, прежде чем я успел это сделать, он начал объяснять, что существует бесконечное количество линий, присоединяющих нас к вещам. Он сказал, что упражнение в «неделании», которое он только что описал, поможет любому ощутить линию, которая исходит из движущейся руки. Линию, которую можно поместить или забросить куда угодно. Дон Хуан сказал, что это было только упражнением, потому что линии, образованные рукой, были недостаточно стойкими для того, чтобы иметь реальную ценность в практической ситуации.
— Человек знания использует другие части своего тела для того, чтобы создавать устойчивые линии, — сказал он.
— Какие части тела, дон Хуан?
— Самые устойчивые линии, которые создает человек знания, исходят из середины тела. Но он также может создавать их глазами.
— И это реальные линии?
— Конечно.
— Их можно увидеть и потрогать?