Читаем Карма полностью

А еще в городке есть три язычника. Это мы.

Мы снимаем старый дом возле кладбища.

(Временно, Лила, временно, пока у нас нет собственной земли.)

Бапу хозяйничает в «Автомастерской Джека». Он арендовал ее с правом последующего выкупа у Джековой вдовы Люси, которая потом перебралась во Флориду. Кроме моего отца, на мастерскую больше никто не претендовал.

Мата ухаживает за домом, мужем, кучей кур и двумя козами. И за мной.

<p><emphasis>Судьба</emphasis></p>

Человек впервые ступает на Луну, и в этот момент на свет появляюсь я.

20 июля 1969 года, в 21:56 по Гринвичу.

Узнав про человека на Луне, мама целует меня в щечку и говорит: Благоприятный знак.

А я реву, как будто тот человек наступил на меня, а не в серую лунную пыль.

Ты будешь летать, – шепчет мне мата.

Глаза у меня закрываются, как у сонного котенка.

<p><emphasis>День рождения</emphasis></p>

Появившись на свет в брэндонской городской больнице, я сияю белизной, как Луна летней ночью. Бапу говорит, что, наверно, меня в материнской утробе подменили эльфы – такая я светлокожая. Что я подменыш, волшебное дитя. Наваждение.

Но мата говорит: Да что ты, Амар, это мел выбелил ей кожу. Мел, которым на небе начертана ее судьба. Богиня Майя своей рукой записала там всё, что ждет ее впереди.

Чушь, – говорит бапу. – Бог только один.

Им обоим странно, что Амар говорит такое. Обычно он спокойно относится к вере жены. Но сегодня устами бапу говорит его отец.

Сейчас мы ее умоем, – говорит рыжеволосая сестра. Она стирает густую первородную смазку, меловую пыль, записанную в облаках историю моей жизни, и теперь виден мой настоящий цвет.

Сестра подносит показать меня бапу. Он одобрительно кивает.

У меня темная кожа. Темная, как почва Манитобы. Как земля, которую ему так хочется купить.

<p><emphasis>На одиннадцатый день</emphasis></p>

Давай назовем ее Нил. В честь астронавта.

Ты бредишь, Лила.

Тогда, может, пусть будет Луной?

Нет. Дурацкого имени я своей дочери не дам.

А индейское? Например, Астронавт-Шагающий-по-Луне.

Ты совсем с ума сошла? Вместе с ребенком разродилась и своими мозгами? Слушай, жена. Я уже выбрал ей имя.

Какое?

Джива.

О нет, Амар! Оно же мужское.

И мужское, и женское.

Я не дам назвать дочь в честь твоего отца!

Мы обсудим это позже, Лила. Когда ты придешь в себя.

Нет, давай сейчас! У девочки должно быть красивое имя.

Джива – красивое!

Оно сикхское. Оно оскорбит мою богиню.

Лила, Бог только один!

Когда эти слова звучат во второй раз, перекашивается ось, вокруг которой вращается мир моих родителей. Кренится горизонт. Кое-где выходят из берегов реки. Возникают новые острова и исчезают старые.

Майя. Я буду звать ее Майей, – шепчет мама. – В этом имени – ее судьба.

Отец выходит вон через заднюю дверь. Его черные глаза налиты кровью. Майя, – цедит он сквозь зубы. – Богиня Иллюзии.

На память ему приходят строки, которые он слышал от своего отца:

Мир – это сон,

Он в миг любой исчезнет без следа;

И разве долго простоит тот дом,

Что ты построил из песка?

Всё это Майя.

Надо было мне послушаться родителей и заставить тебя, Лила, принять веру сикхов или не жениться на тебе! И поделом бы тебе тогда!

<p><emphasis>Имя</emphasis></p>

В свидетельстве о рождении я записана как Джива. На санскрите это слово означает «душа». Но когда мы вдвоем, мама зовет меня Майя — «иллюзия», «изменчивость». Это слово тоже из санскрита.

То, что у меня два имени, означает, что я с рождения несу в себе разделение, возникшее, когда меня еще не было и в помине.

<p><emphasis>Манаса</emphasis></p>

Здесь, Майя, мы молимся. На хинди, а не на пенджаби.

(В красном сарае за домом.)

Это наша богиня. Она богиня страсти. И плодородия.

(Мне страшно на нее смотреть. А еще эта змея у нее в руке.)

Это алтарь.

А на нем – наши дары Манасе.

Вода.

Фрукты.

Благовония.

Киноварь.

Куркума.

Перейти на страницу:

Все книги серии 4-я улица

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Кража
Кража

«Не знаю, потянет ли моя повесть на трагедию, хотя всякого дерьма приключилось немало. В любом случае, это история любви, хотя любовь началась посреди этого дерьма, когда я уже лишился и восьмилетнего сына, и дома, и мастерской в Сиднее, где когда-то был довольно известен — насколько может быть известен художник в своем отечестве. В тот год я мог бы получить Орден Австралии — почему бы и нет, вы только посмотрите, кого им награждают. А вместо этого у меня отняли ребенка, меня выпотрошили адвокаты в бракоразводном процессе, а в заключение посадили в тюрьму за попытку выцарапать мой шедевр, причисленный к "совместному имуществу супругов"»…Так начинается одна из самых неожиданных историй о любви в мировой литературе. О любви женщины к мужчине, брата к брату, людей к искусству. В своем последнем романе дважды лауреат Букеровской премии австралийский писатель Питер Кэри вновь удивляет мир. Впервые на русском языке.

Анна Алексеевна Касаткина , Виктор Петрович Астафьев , Джек Лондон , Зефирка Шоколадная , Святослав Логинов

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Драматургия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия