Я перегнулся над его телом за кувшином с водой, второпях сделал несколько глотков, но не рассчитал свою жажду, и несколько холодных капель пролилось на его грудь и живот. Он шевельнулся, просыпаясь. Секунду я смотрел в его глаза. За секунду утопился в них, в который раз. Поставил кувшин на место. Наклонился, изнемогая от непонятного предвкушения… и слизал воду с его кожи. С груди, между сосков… потом обнял губами один сосок. Моё сознание раскалывалось, одновременно запрещая и допуская происходящее, ругая и одобряя, ужасаясь нелепости поступка и восхищаясь моей смелостью. Я не набросился на своего гостя, как дикий изголодавшийся зверь, но чувствовал себя именно так, на последней черте приличий и осторожности. Я целовал его, нервно, покрываясь испариной, ноги дрожали, по спине бегали мурашки, в паху всё содрогалось, то холодея, то наливаясь сильным жгучим жаром. Он лежал передо мной, не поддаваясь, но и не запрещая ничего. Я обхватил его сосок плотнее, обсасывая, почти кусая… придвинулся ближе, перекинул одну ногу через его торс, оседлал. Мне хотелось секса, мне безумно хотелось заняться с ним сексом, до задержек дыхания, обрывов пульса, едва сдерживаемого стона… он все же вырвался наружу. Я хорошо помнил, что в прошлой жизни был натуралом, и ни один мужчина меня не мог привлечь. Но ни один мужчина не был таким, как этот. Роскошное тело, горячее, тонкое, но мускулистое… и белоснежное. И роскошь молчания, в котором он так сильно соблазняет меня. Я прижался к нему весь, приник к тяжёлым губам, впился в них жадно и будто снова опьянел. Отклика всё ещё не было, он позволял себя целовать, как кукла, не более. Но я, распалённый, не хотел останавливаться. Раздел его, стянув вниз последнее, что было надето, обнажился сам, обнял его в страстном порыве, приподняв над постелью, крепко обвил ногами, вернулся к губам… всосался в них, горячие и сладкие, протолкнул в рот язык, поглощая его дыхание… и обморочно ощутил, как встаёт его член. Большой, длинный… больно упирается в мой. Я пальцем снял с головки тягучую, клейкую смазку, попробовал… у него на глазах. Облизал губы и наклонился снова его поцеловать. Теперь он отвечал мне, и его сильные руки поползли по моему телу, лаская взбудораженную кожу… мои дрожащие ноги… и попу, которую он крепко схватил. Я застонал, частично от страха, осознавая, что ни к чему не готов. Боюсь совокупления, боюсь, но в глазах у меня темнеет от возбуждения… при мысли, как он войдёт в меня. Причинит боль, поранит? Да, должно быть – да, но мои руки, требовательно обвивавшие его торс, замерли и ослабли в трепете неясного узнавания. Я… уже трогал его. Вкушал каждую клетку его плоти. Но как? Где? Или когда?
Откуда взялось чувство, что мы знакомились так или иначе уже раз двадцать? Встретились опять в очередном витке времён и эпох, сумасшедшем переплетении скучных миров. Скучных только с виду, ведомых опытным кукловодом и вершителем всех без исключения судеб. Нас столкнули снова, соткав умышленно такой сложный узор, моё преступление и изгнание, а его появление — тайна, пока ещё покрытая мраком. И снегом. Но наши тела давно притёрты друг к другу. С дьявольского изгиба его рта я считывал что-то такое, что заставляло меня верить, не усомнившись, верить и принимать это. Но знал бы он, о чём я сейчас думаю…