И вот что особенно интересно. Такова реакция русского народа именно на чрезмерность, потому что он готов терпеть и даже оправдывать многие меры, поддерживающие гомеостазис системы, но стремительно реагирует на ее саморазрушение. Любая избыточность – жестокость ли это, устрашение или попросту зашкаливающий уровень пропаганды, над которой начинают хохотать уже в голос, – становится предлогом для разрыва негласных договоров. Мы готовы терпеть и даже поддерживать тех, кто готов нас уважать, хотя бы и на словах; но как только нам дают понять, что наше место в лакейской и что мы по определению стерпим все, такие уж мы терпеливые, – ответка прилетает в считанные месяцы. 25 августа нам было продемонстрировано истинное мнение государства о нас. Более того, выпустив Васильеву, власти решили ужесточить условия выхода по УДО. Чтобы она, видимо, оказалась последней, кого коснулось милосердие.
Это – уже не пренебрежение. Это демонстрация, плевок непосредственно в харю.
25 августа в русской истории, что называется, сакральная дата. Это день рождения Ивана Грозного и день начала Корниловского мятежа. Теперь это еще и день национального терпения, которое именно в этот исторический момент в очередной раз лопнуло.
Многие этого пока не поняли. Так не всем же быть понятливыми.
Несовместимость
Представьте, что вам с войны – у нас война одна, Великая Отечественная, – приходит похоронка: ваш сын повесился из-за ссоры с девушкой. То есть даже того утешения, что он пал смертью храбрых, у вас нет. При этом вам разрешается его похоронить, но вы точно знаете, что постоянной девушки у него не было (было несколько, и ни с одной он не ссорился). Вдобавок у него столь явные повреждения, что в версию о самоубийстве поверить никак невозможно, а про неуставняк вам запрещается даже думать, и представители части хранят каменное молчание.
Вот это и есть нынешняя Россия: она уже ведет священную войну со всем миром, кроме нескольких маргинальных республик, но в этой священной войне никто не гибнет. Стоит псковскому депутату Льву Шлосбергу обнаружить захоронения десантников, как он становится жертвой избиения и перестает быть депутатом. Солдаты погибают от несчастных случаев или вешаются. Это был такой универсальный рецепт Министерства обороны: если солдата забили деды или он погиб в результате несчастного случая – писали, что повесился из-за девушки, даже если перед смертью он нанес себе несовместимые с жизнью побои. Все, видимо, из-за девушки. А если родные начинали рыпаться и требовать расследования – при советской власти и особенно во время перестройки такие случаи бывали, – им сообщали, что они плохо воспитали сына, не подготовили его к воинской службе. Он плохо переносил ее тяготы и лишения, выражавшиеся в голоде и непрерывном наведении порядка. И, главное, он не мылся. Это сообщали в обязательном порядке: плохо, неохотно мылся. Другие мылись охотно, радостно брызгались, а этот как-то не того. Не содержал себя в опрятности, не всегда был помытым.