Кармен

Все эти подробности, вероятно, вам наскучили, но я скоро кончу. Еще довольно долго вели мы прежнюю жизнь, Данкаир и я — мы подговорили к себе несколько товарищей, понадежнее прежних, и занимались контрабандой; иногда же, надо признаться, останавливались и на большой дороге, но только в последней крайности, когда уже не было другого средства достать денег. Впрочем, мы не убивали путешественников, а только отбирали у них деньги. Несколько месяцев я был доволен Кармен; она была очень полезна для нас, потому что разузнавала, когда и где можно поживиться добычей. Она жила то в Малаге, то в Кордове, то в Гренаде, но по первому слову моему являлась ко мне или в уединенную гостиницу, или на бивуак. Раз только — это было в Малаге — она несколько обеспокоила меня. Я узнал, что она увивается за богатым купцом, с которым, вероятно, думала повторить гибралтарские проделки. Несмотря на все убеждения Данкаира, я отправился в Малагу и прибыл туда днем, отыскал Кармен и тотчас увез ее с собой. Мы поссорились.

— Знаешь ли, — говорила она мне, — с тех пор, как ты стал мой ром, я люблю тебя меньше, чем когда ты был моим минчорро! Я не хочу, чтоб меня мучили, особенно командовали мною. Я хочу быть свободною и делать, что мне вздумается. Берегись доводить меня до крайности. Если ты мне надоешь, я сыщу молодца, который сделает с тобой то же, что ты сделал с Кривым.

Данкаир помирил нас, но мы насказали друг другу такие вещи, которые остались у нас на сердце, и между нами не было уже прежней любви. Спустя немного времени нас постигло несчастие. Отряд солдат напал на нас врасплох. Данкаир был убит, двое товарищей — тоже; остальные двое взяты в плен. Я был тяжело ранен, и будь у меня лошадь похуже, непременно попал бы в руки солдат. С пулей в теле ускакал я в лес с единственным товарищем, оставшимся у меня. Слезая с лошади, я лишился чувств и думал, что мне суждено околеть в кустарнике, как подстреленному зайцу. Товарищ отнес меня в знакомую нам пещеру, потом отправился за Кармен. Она была в Гренаде и тотчас явилась. В течении двух недель ни на минуту не покидала она меня, почти не смыкала глаз и ухаживала за мной с такою внимательностью, какую женщина может оказывать только самому любимому человеку. Как скоро в состоянии я был держаться на ногах, тайком провела она меня в Гренаду. Цыганки находят везде безопасный приют, и более полутора месяца провел я в доме, подле самой квартиры коррехидора, который искал меня. Наконец я выздоровел; но во время болезни я имел время поразмыслить о своей будущности и решился переменить образ жизни. Я предложил Кармен оставить Испанию, уехать в Америку и жить там честным образом. Она смеялась надо мной.

— Мы не созданы сажать капусту, — сказала она, — наша участь — жить на счёт payllus. Слушай! Я уговорилась с Натаном-бен-Жозефом, что в Гибралтаре: у него есть бумажные материи, которые ждут только тебя, чтоб ты провез их. Он знает, что ты жив, и надеется на тебя. Что скажут наши гибралтарские друзья, если ты не сдержишь слова?

Она уговорила меня, и опять принялся я за свое жалкое ремесло.

В то время, как я жил тайно в Гренаде, был бой быков, и Кармен пошла туда. Воротившись, она много говорила про ловкого пикадора по имени Лукас. Она знала, как зовут его лошадь и что стоит его шитая золотом куртка. Я не обратил на это внимания. Хуанито, последний товарищ мой, спустя несколько дней, сказал мне, что он видел Кармен с Лукасом в лавке у какого-то купца. Это встревожило меня. Я спросил Кармен, как и для чего познакомилась она с пикадором. «Это такой малой, — сказала она, — которого не надо упускать из рук. В реке, которая шумит, или много воды, или много камней.[20] Он выиграл в цирке 1 200 реалов. Из двух одно: надо или прибрать к рукам эти деньги, или, так как он хороший ездок и не трус, завербовать его в нашу шайку. Тот-то и тот-то умерли; тебе нужно заменить их кем-нибудь. Возьми его с собой».

— Не хочу, — отвечал я, — ни его денег, ни его самого, и запрещаю тебе говорить о нем.

— Берегись, — сказала она, — когда мне запрещают что-нибудь делать, я тотчас это делаю.