Карнакки – охотник за привидениями

И тут, когда Парскет уже начал приходить в себя и оглядываться по сторонам, произошла вещь странная и совершенно немыслимая. Из конца коридора до нас вдруг донесся стук копыт. Бросив взгляд в ту сторону, я немедленно обратил взор к Парскету и заметил гримасу жуткого страха на его лице. Приподнявшись с трудом на локте, он посмотрел в конец коридора, а мы, остальные, замерли как скульптурная группа. Помню, я не отводил глаз от конца коридора, а из комнаты мисс Хисгинс за моей спиной все доносились негромкие всхлипывания и шепот.

Тишина затянулась на несколько секунд, а потом копыто в конце коридора ударило снова, и тяжелая поступь начала приближаться к нам. И знаете, даже в тот момент мы прежде всего подумали о том, что это Парскет привел в действие какой-то хитроумный механизм, и пребывали в странном состоянии, соединявшем в себе испуг и сомнение. Кажется, все глядели на злоумышленника, пока капитан вдруг не выпалил:

– Немедленно прекрати эту глупость. Или тебе еще мало?

Страх и волнение по-прежнему одолевали меня: приближалось нечто неотвратимое и ужасное. В этот момент Парскет наконец выдавил:

– Это не я! Боже мой! Это не я! Боже мой! Это не я!

И тут, понимаете ли, до всех нас как-то разом дошло, что по коридору к нам приближается нечто действительно страшное. Все дружно ощутили желание броситься наутек, и даже старый капитан Хисгинс отступил вместе с дворецким и лакеями.

Бомонт лишился сознания: как я обнаружил впоследствии, он получил серьезный удар. Я привалился к стене – по-прежнему стоя на коленях, отупевший и ошеломленный настолько, что не смел даже и мечтать о бегстве, – а громоподобные конские шаги все приближались ко мне, сотрясая своею тяжестью прочный пол. Потом звуки мгновенно умолкли, и я с болезненной очевидностью понял, что тварь остановилась напротив двери в спальню. Парскет, пошатываясь на нетвердых ногах, встал в дверном проеме, раскинув руки и стараясь заполнить его собой. По бледному как снег лицу его струилась кровь из раны во лбу. Я отметил, что он смотрит внутрь коридора каким-то особенным… отчаянным, неотступным, невероятно властным взглядом, хотя смотреть было на самом деле не на что. И вдруг – цок, цок, цок – копыта загремели в обратную сторону. В тот же самый миг Парскет повалился лицом вперед.

Из группки мужчин, теснившихся друг к другу, послышались голоса. Два лакея и дворецкий попросту бежали прочь с фонарями в руках, но капитан только привалился спиной к стене и поднял свой фонарь над головой. Ровная поступь коня миновала его, оставив невредимым, и зазвучала, все дальше и дальше отступая от нас по тихому дому, а потом наступила мертвая тишина. Лишь тогда, посеревший как сама смерть капитан шевельнулся и сделал в нашу сторону несколько шагов – медленных и неровных.

Я перебрался к Парскету и, с помощью капитана, перевернул его тело. Знаете, я сразу понял, что он мертв… можете себе представить, какие это вызвало чувства в моей душе!

Я посмотрел на капитана, который внезапно проговорил:

– Он… он… он… – и я понял, что Хисгинс хочет сказать мне, что Парскет стал между его дочерью и тем, что только что ушло вон из коридора. Поднявшись, я помог капитану устоять на ногах, хотя собственные конечности едва подчинялись мне. Тут лицо его дрогнуло, он опустился на колени возле Парскета и зарыдал, как испуганное дитя. Из спальни выглянули женщины, и я оставил старика на их попечение, а сам повернулся к Бомонту.

Вот практически и вся история, и мне осталось только прокомментировать некоторые необъясненные моменты.

Должно быть, вы поняли, что Парскет любил мисс Хисгинс, и этот факт является объяснением многой чертовщины. Вне сомнения, на нем лежит изрядная доля ответственности за наваждение; на мой взгляд, он виноват в нем почти целиком, однако, понимаете ли, я не могу ничего доказать, и все, что могу сказать вам, основывается лишь на логических выводах.

Во-первых, очевидно, что Парскет намеревался отпугнуть Бомонта, а когда обнаружилось, что он не в состоянии этого сделать, по-моему, пришел в такое отчаяние, что и в самом деле вознамерился убить соперника. Об этом неприятно даже говорить, но факты заставляют меня думать подобным образом.

Не сомневаюсь, что руку Бомонту сломал именно Парскет. Ему были известны все подробности так называемой легенды о коне, и он решил использовать старинную историю в собственных целях. Очевидно, он изобрел способ незаметно проникать в дом и выходить из него – должно быть, через одно из многочисленных, доходящих до пола двустворчатых окон, или же раздобыл ключ к той или иной садовой двери, – и когда его считали отсутствующим, на самом деле находился неподалеку и приходил в удобное для себя время.

Случай с воздушным поцелуем в темном зале я отнес на счет нервного воображения Бомонта и мисс Хисгинс, однако должен сказать, что стук копыт за дверью замка объяснить трудновато. Тем не менее, я все еще придерживаюсь прежнего мнения об этом и считаю, что в нем не было на самом деле ничего сверхъестественного.