Каролина: между дождем и градом

— Месяц плохих воспоминаний, против множества великолепных… Я знаю Марка совсем другим. Таким, каким он является на самом деле.

Надрывное дыхание, скрежет зубов и громкий вздох, смешанный с утробным рыком мне прямо в губы:

— Ты думала об этом, когда кончала от моего языка в бассейне?

На голову вылился ушат ледяной реальность. Губа задрожала, глаза наполнились слезами. С губ сорвался жалкий умоляющий писк:

— Владимир…

— Или, — рычал он, не давая мне возможности прийти в себя, — когда сосала мой член на коленях, а?

— Прошу…

Боль… Слова его причиняли необъяснимую боль, разрывающую изнутри на части. Ничего так не убивает, как правда.

— Или, — неумолимо стрелял в меня словами Владимир, — когда заигрывала со мной ножкой под столом в ресторане? Уверен, ты текла, как сука во время течки от мысли, что у меня член в штанах каменный от твоих манипуляции.

— Не надо…

Сердце в груди вырывалось, тошнота подступала к горлу. Пульс набатом отбивал в висках, волосы на голове встали дыбом.

— Знаешь, сколько раз я кончал, вспоминая об этом? — дьявольский голос, ужасно развратные слова, губы на шее — все это доводило до предела. Его ладони сомкнулись на моих ягодицах, я вздрогнула. — Каждый день, Каролина. Каждый.

— Остановитесь…

Голоса кружилась, огни мигали перед глазами. Легкие сводило судорогой, кислород отказывался отступать в легкие.

— И мне не стыдно говорить тебе об этом. Знаешь, почему? — зубы сомкнулись на мочке уха, на губах застыл немой стон. — Потому что ты делала это намного-намного чаще, девочка.

Владимир утверждал, не предполагал. Будто читал мысли, проникая в воспоминания. Знал, как горит мое тело от одного лишь прикосновения его рук. Как содрогается кожа от губ, как сходят с ума рецепторы от запаха!

— Я предлагаю тебе гораздо больше, чем остальным, — выдохнул он мне в губы факт, не вызывающий сомнений. — Делать это дважды не в моих правилах.

В тот момент я ощутила себя девочкой, стоящей перед витриной полной всевозможных сладостей, обожаемых мною до глубины души. В одной руке у меня была безлимитная карта, способная купить весь магазин, а в другой… Заключение о сахарном диабете.

Владимир Орлов убивал меня ровно в той же степени, что и дарил вдохновение к жизни. Рядом с ним я ощущала себя живой, мир вокруг блек в сравнении со старшим Орловым! Но каждый раз даже самый маленький «кусочек» этого мужчины, как и конфеты для диабетика, могли стать последними.

— Нет, — несмело, надрывно, едва слышно шепнула я в пустоту, глядя мимо Владимира.

Краем глаза я видела, как он внимательно меня изучает, не веря своим ушам и хмурясь:

— Что ты сказала?

Сглотнув ком и натянув маску уверенности, я посмотрела на него так равнодушно, как только умела. Будучи уверенной, что так будет лучше для нас обоих.

— Нет, Владимир. Простите.

Он хмыкнул, звук этот стал страшнее смерти. Как затишье перед бурей! Медленно опустив меня ногами на пол, он сделал шаг назад, нависая теперь уже сверху.

— Мне ничего не стоит, — деловой тон, как на совещании, взбодрил не хуже стопки водки, — лишить тебя прав, девочка. Это ребенок моего сына, а ты кто такая? Что ты можешь предложить этому малышу?

Дрожащая ладонь упала на живот, ноги приросли к полу.

— К чему вы ведете? — неуверенно протараторила я, запинаясь на каждом слове. — К чему клоните?

Владимир молчал, а ответа и не требовалось. Он шантажировал меня, расставлял приоритеты. Показывал, что не так милосерден, как хочет казаться.

— Мне кажется, что именно беременность так повлияла на твое мировоззрение, — загадочно приподнял одну бровь Орлов. Костяшками пальцев скользнув по моей щеке. В тот момент я ощутила могильный холод. — Что будет, если этого препятствия больше не станет?

Один, два, три… Секунды его взгляда длились вечность. «Он намекал мне на принудительный аборт? Что заберут ребенка?» — в панике метались мысли в голове. Выход требовался здесь и сейчас, ведь одно было ясно точно: такие, как Владимир Орлов, не пустословят.

Мужчина вальяжно развернулся на пятках, вышагивая к выходу размашисто и уверенно. В панике, схватившись за голову, я буквально взорвалась внутри, выкинув один единственный козырь:

— ЭТО ВАШ РЕБЕНОК!

Пути назад не было. Испуганно ахнув, я зажала рот руками, мгновенно жалея о содеянном. Владимир остановился. Я могла лишь видеть, как расширяется его спина, будто вырастая вдвое, напрягается. Мужчина медленно повернулся, свет лампы из общего коридора подсветил черты его лица, делая пугающе острыми и по-звериному опасными.

— Что ты сейчас сказала? — шипение, как из преисподней, заставило неосознанно сделать шаг назад. Ответа не последовало, тогда он взорвался: — ПОВТОРИ!

— Это… — язык прилипал к небу, мир вокруг стал компьютерной игрой. Где я лишь персонаж, а уровень можно не сохранять. — Этот ребенок ваш.

Гортанный хрип вырвался из его груди, когда мужчина налетел на меня, как сумасшедший. Именно такими были его глаза, когда он сжал края больничного халата, встряхивая:

— Ты за кого меня принимаешь?! Я не могу иметь детей, девочка!