Карп, который мечтал стать драконом

– Никогда не сдавайся, как бы трудно тебе ни было, – произнёс Катаси. – Давай я покажу тебе штрихи.

Тем вечером Катаси не видел ни Сойку, ни её сестёр. Хозяйка, сославшись на плохое самочувствие, попросила Катаси поужинать в своей комнате. Так и вышло, что в этот день Катаси не виделся с прекрасной госпожой, а аромат пионов и багульника, пропитавший, казалось, даже его волосы, стал почти неощутим. Минула ночь, а утром Катаси почувствовал себя на удивление полным сил. Он встал с рассветом, но таким отдохнувшим и здоровым, каким не ощущал себя уже давно.

Завтрак он съел охотно, а после служанка протянула ему письмо. Сойку извинялась перед ним: ей всё ещё нездоровится, а сёстры отправились к ближайшему святилищу в лесной чаще, чтобы помолиться… Однако к вечеру она сумеет составить ему компанию. С Юкией он увидится не раньше обеда, а значит, утро у него оказалось свободным. Тем лучше!

Он взял краски и короб с кистями, написал записку для Сойку и отправился за ворота сада. Пусть путешествие его прервалось самым неожиданным образом, пусть планам его сбыться было не суждено, но у него было это утро. Горы в пору листопада стоили того, чтобы их увидеть. Здесь и сейчас он чувствовал, как пустота внутри заполняется, как глаз его подмечает игру света в кронах деревьев, переливы теней у их корней.

Лес был полон золота, охры и багрянца. Сухие травы шуршали, вторя поступи его ног. С каждым шагом, казалось, тело становилось легче, а движения – увереннее. Будто чем дальше он уходил от сада Сойку, тем проще ему было дышать. Слишком он долго сидел взаперти! Потому он и не мог больше работать в мастерской. В нём всё ещё жило то, что мальчишкой заставляло его раз за разом убегать к реке, то, что дарило ему радость в момент бега в далёком детстве. Мятежный ли это был дух или жажда чувствовать нечто новое и яркое? Он не знал.

Пора листопада полнилась красками. Чем дальше он уходил в лес от дома Сойку, тем светлее становилось вокруг. Как-то так вышло, что дом красавицы расположился в самой лесной чаще, где кроны деревьев были столь густы, что тени в её саду никогда не пропадали.

Он шёл по тропе, уходившей вверх по склону. Ноги уверенно ступали по ней, и вскоре Катаси позабыл, какая слабость была в нём ещё день назад, будто бы быстрая ходьба, свежий воздух и вся эта красота вокруг изгнали из него остатки болезни. Художник смотрел на белые стволы берёз, убегающие к небу, такому голубому, что жёлтая их листва будто бы становилась ещё ярче на его фоне. Сердце его наполнялось упоительным ощущением свободы вперемешку с восхищением. Именно этого так не хватало ему в Эдо: дома с черепичными крышами не оставляли места деревьям. Он всё ещё намеревался рисовать, когда найдёт подходящее место, но он не спешил. Осень наполняла его силой.

Вдали послышался шёпот воды. Ведомый этим звуком, он вышел к ручью. Вода искрилась в солнечных лучах, такая прозрачная, что дно маленького русла (Катаси мог бы его перешагнуть, если бы пожелал) было видно отчётливо. Пёстрые камешки, названий которых художник не знал, наводили на мысли о резных шкатулках и пряжках, которые продавали на городских улицах мастера.

Он коснулся воды кончиком пальца. Ручей, студёный и быстрый, укусил его холодом, вызвав у Катаси улыбку. На той стороне у самой кромки воды из трухлявого поваленного дерева, покрытого мхом, пророс тонкий молоденький клён. Чёрное, тёмно-зелёное и алое… Катаси понял, что нашёл место, которое ему было необходимо.

Художник устроился прямо тут, достав тушечницу и кисти из своей дорожной сумки. Он писал клён, окутанный солнцем, чувствуя, как в голове крутятся слова ещё не родившегося стихотворения.

Он был поглощён работой, когда солнце скрылось за тучей. Тяжёлая и тёмно-серая, она вмиг погрузила рощу в глубокую тень, заставив Катаси зябко поёжиться. Без тепла, которое дарил солнечный свет, приближение зимы ощущалось куда острее, чем прежде. Он продолжал делать наброски до того мига, пока шорох листвы где-то по правую руку не отвлёк его. Сердце пустилось вскачь: вдруг это лесной хищник пожаловал? Однако это был олень. Красивое и крупное животное, отрастившее рога, достойные уважения, вышло из зарослей. Тот не заметил присутствия человека, ведь ветер дул так, что не приносил его запаха, да и сидел юноша столь тихо, поглощённый работой, что и звук его не выдал.

Олень посмотрел на Катаси, чутко поводя носом. Художник замер, боясь дышать. Чудо, которое подарила ему лесная прогулка, было страшно спугнуть неловким движением. Олень же, сочтя его неопасным, подошёл к ручью и склонился, чтобы испить воды.

Катаси потянулся за новым листом бумаги, чтобы сделать набросок…

Заросли у ручья пришли в движение. Послышался звук ломающихся веток, а ветер принёс смрадный запах гнили и крови. Всё происходило так быстро, что Катаси раньше увидел, как прозрачная вода ручья у его ног окрасилась алым, а уже потом, так медленно, точно само время исказило своё движение, поднял взгляд на то место, где стоял до этого олень.