Слуги покидали обречённый дом стремительно. Девушка бежала за Катаси, который всё время оглядывался. Дым заполнял коридоры, дышать становилось труднее. Юкия попыталась повернуть в сторону своей комнаты, вспомнив: Чашечка осталась где-то там. Художник не дал ей этого сделать.
– Бежим, Юкия, ты что?
– Ложись! – закричала девушка и потянула Катаси на пол.
Они упали как раз в тот момент, когда огромный коготь паучьей лапы врезался в стену над их головами. Кику пришла на помощь сестре, так же как и Асура. Чудовища встали между ними и путём наружу. Дыма стало ещё больше.
– Тварь! – прорычала Асура и вновь ударила лапой.
Что-то помешало ей навредить. Тонкая пелена, мерцающая и зыбкая, как лунный свет, исходила от Катаси.
Они вновь побежали, на этот раз в комнату Юкии. Кику бросила им вслед старый комод с силой настолько невероятной, что тот летел даже лучше китайской вазы, которую разбила раньше Юкия. Что-то больно ужалило девушку в плечо, но она не остановилась.
– Окно, Юкия!
Катаси попытался пропустить девушку вперёд. То, что спасло их прежде, ослабевало: Юкия увидела, что мерцающая завеса тает, будто первый снег на полуденном солнце. Она спешила, но тело её было таким же неловким, как и прежде.
Охваченное огнём старое дерево затрещало над головой. Кашель подступал к горлу, в глазах усилилась резь. Потолок начал рушиться. Катаси всё-таки вылез в окно первым, выбив плечом деревянную решётку. Он потянул Юкию, не сумевшую сделать это самостоятельно, за собой. Она почувствовала, как уличный воздух бьёт в её лицо, а нестерпимый жар – в затылок.
Что-то схватило её. Юкия обернулась, чёрный дым почти полностью скрыл то, что было за спиной, но она поняла: это рука Кику, чудовищной сестры, которая меньше всего сохранила человеческих черт в своём образе.
– Проклинаю тебя, – прошипела она, – проклинаю болью в час крысы, проклинаю муками в час крысы!
Что-то тёмное и липкое поднялось от её лодыжки. Тело пронзило болью, Юкии показалось, что она не покинет этот проклятый дом даже сейчас. Ей так хотелось освободиться! Ей так хотелось убежать!
Внутри будто бы поднялся ветер. Он вырвался наружу, кружа вокруг них, заставляя огонь разгораться ещё более яростно. Паучиха закричала, отпуская Юкию. Катаси потянул её наружу.
Дом обрушился.
Глава 11
Час крысы[16]
Катаси плохо запомнил дорогу, по которой они бежали с Юкией прочь. Гонимые запахом гари и страхом, они почти не останавливались. Даже те короткие минуты отдыха, что у них были, не приносили покоя. Если уж честно, Катаси предпочёл бы вообще не останавливаться. Его сильные и быстрые от природы ноги требовали бежать или хотя бы идти. Просто двигаться прочь от опасности. Разум же подсказывал ему: нужно выбираться из леса. Ближе к людям, а ещё лучше – на освящённые земли храмов и святилищ – вот где они точно были бы спасены. Однако сердце было иного мнения. Оно сжималось от страха не за себя, а за девушку, которая неожиданно оказалась на его попечении. Оно-то и заставляло его медлить, подстраиваясь под её неровный шаг.
Юкия не могла бежать. По-девичьи слабая, да и к тому же проведшая взаперти много лет, девушка не выдерживала этого непрерывного бега. Впервые в жизни Катаси пожалел, что природа не наделила его большой физической силой: если бы он был сильнее, он понёс бы девушку на руках. Однако всё, что он мог ей предложить – короткие минуты отдыха.
Они почти не разговаривали. Когда останавливались – Юкия падала на землю, измождённая. Катаси не знал наверняка, но догадывался: всякий раз, когда она вот так садилась у корней дуба или на ковёр опавшей листвы, ей казалось, что она уже не в силах встать. Только всё равно она вставала, покорно следуя за Катаси. Он вёл её по лесу, толком не понимая, куда идти. Главное – как можно дальше.
Когда они проходили мимо ручья, где ещё утром Катаси стал свидетелем гибели оленя, юноша ничего не сказал. Он только замер на мгновение и запретил девушке, склонившейся над ручьём, пить воду.
– Возможно, она отравлена, Юкия, – сказал он, понимая, что, кроме рассыпавшихся по земле принадлежностей для рисования, сумки, промокшей после дождя бумаги, ничто не напоминает о том, что здесь произошло так недавно.
Ни следа оленя. Даже пятен крови не осталось. Девушка не стала задавать вопросов, но подчинилась.
Художник поднял сумку, оставшуюся целой и невредимой. Собрал всё, что сумел найти, и вытащил из-за пояса отцовскую кисть, которая чудом не пропала во время его злоключений.
Они не задержались на этом месте. Он тянул Юкию за руку, стараясь не думать о том, что оба они босые, а на некогда белых носочках девушки появились бурые пятна.
День достиг середины, солнце покатилось к западу. Уже и сам Катаси начал уставать, а девушка и вовсе спотыкалась почти на каждом шагу. Стало холодать, и художник снял с себя стёганый хаори и отдал его Юкии. Её пальцы были ледяными.