Карп, который мечтал стать драконом

Они позабыли о приличиях, об этикете, который оба знали с детства. Пережитая опасность сблизила их.

– Нет, – ответила она, – просто у меня не было выбора.

Они вновь замолчали. Огонёк костра потрескивал. Тишина не была неуютной. Более того, она позволяла обоим отложить разговор, который не принёс бы им ни радости, ни успокоения. Катаси понял, что девушка, должно быть, пережила нечто такое, что даже вообразить страшно. Он не был уверен, что так уж и хочет знать, что именно.

Темнота опустилась на склон горы, поросший редкими елями да клёнами, листья которых напоминали падающие звёзды. Художник долго вертел в руке кленовый лист, разглядывая его со всех сторон, пытаясь запомнить. Странная мысль пришла ему в голову: как так вышло, что, несмотря на все ужасы, что случились в усадьбе госпожи Сойку, мир всё ещё пронзительно прекрасен, как и прежде? Он долго не мог заснуть, прислушиваясь к сонному дыханию Юкии и треску костерка. В конце концов он даже и не понял, когда именно уснул. Зато то, как он проснулся, запомнится ему навсегда.

Гортанный ноющий стон врезался в ночную тишину. Сквозь сон Катаси подумал, что это какой-то лесной зверь, но, когда звук повторился, набирая силу, он с ужасом понял: это Юкия.

Третий стон уже больше напоминал крик, хоть и сдержанный. Девушка, казалось, так и не проснулась до конца, но её тело билось точно в припадке.

Катаси кинулся к ней, стал звать:

– Юкия, Юкия!

Она не отзывалась. Вместо этого она вновь закричала, да так страшно, что спугнула птиц, дремавших в кронах деревьев неподалёку. Он схватил её за плечи в попытке разбудить и понял, что она уже проснулась. По лицу девушки текли слёзы, отчего её тёмные глаза казались ещё больше.

– Нога, так больно…

Голос её был хриплым, она уже успела сорвать его из-за криков. Зубы её стучали, девушку бил озноб. Катаси испугался. Он вспомнил, что она стёрла ноги в кровь, пока они шли по лесу. Могло это быть заражение крови или иная зараза? Могла ли болезнь проявиться так быстро?

Новый приступ боли заставил её зайтись в кашле: она попыталась сдержать крик, но не смогла.

Мужчина откинул в сторону хаори, который она использовала как одеяло. Света не хватало, но он понадеялся, что сможет рассмотреть хоть что-то. Бровь вновь обожгло холодом точно так же, как в доме до этого, когда он разглядел под личиной истинный облик Сойку. Его прошиб холодный пот.

Не колеблясь, он задрал подол верхнего, а затем и нижнего кимоно и понял, что это была вовсе не болезнь. Он вообще не понял, что увидел.

Чуть выше правой лодыжки девушки чернела метка. Она выглядела странно подвижной и живой, пульсировала, точно подчиняясь рваному биению сердца. Пузырилась, точно кипела под кожей. Катаси попытался коснуться этого места, смахнуть неизвестного паразита, но его пальцы прошли сквозь сгусток подвижной темноты. Девушку вновь затрясло, единственное, что оставалось Катаси, – держать её.

Юкия

Сон Юкии был вязким, тяжёлым и не желал её отпускать, даже когда боль проникла в него из реальности. Она нарастала в теле, точно приближающийся гул, точно жужжание роя диких пчёл над головой. Боль стала частью сна, сквозь неё она с трудом различила голос Катаси, звавший её. Она очнулась и поняла, что вокруг царит темнота. Только его руки на её плечах были реальными.

Вспышка боли была похожа на судорогу, она будто бы сжала её ногу резко и так сильно, что из глаз брызнули слёзы. Девушка не знала, что испытывает человек, когда к его коже прикладывают раскалённый железный прут, да только ей казалось, что то, что она испытывала, было даже хуже. Приступ накатывал, точно приливная волна, вызывая озноб, и отступал только для того, чтобы вернуться и набрать силу ещё большую. Ей казалось, это длилось вечно. Порой девушке чудилось, что душа вот-вот выскочит из тела, лишь бы не чувствовать этого, но руки Катаси, державшие её, будто бы удерживали в ней и саму жизнь.

Когда всё закончилось, она не сразу поняла, что приступа больше не будет. Они с Катаси, обнимавшим её всё это время, лежали неподвижно. Их глубокое дыхание вырывалось в ночном воздухе облачками пара и смешивалось.

Ночная темнота стала совсем густой, но через какое-то время в тонком просвете между еловыми лапами появился лунный луч. Небо стало ясным, хоть ночь всё ещё царила над землёй.

– Что это такое? – спросил Катаси, так и не разомкнув объятий.

Он не уточнял, о чём именно спрашивает, но это было и не нужно. Юкия ответила:

– Я не знаю. Прежде такого не было.

Именно в этот миг, когда слова сорвались с искусанных губ, она поняла, что боль зарождалась там, где пальцы Кику касались её. В голове прозвучал её полный ненависти голос: «Проклинаю тебя, проклинаю болью в час крысы, проклинаю муками в час крысы!»

Час крысы. Середина ночи. Разве не это время только что минуло? Неужели предсмертные слова чудовища обладали действенной силой?

– У тебя на ноге что-то странное, – сказал Катаси, подтверждая её опасения.